Первым делом он захлопнул дверь и задвинул ее стоявшим в
прихожей шкафом. Серьезного штурма эта баррикада не выдержала бы, но по крайней
мере, незаметно преодолеть ее им не удастся. После этого Артем подошел к окну и
осторожно выглянул наружу. Это была практически идеальная огневая позиция — с
высоты четвертого этажа ему было отлично видно подступы к подъезду и с десяток
тварей, полукругом сидящих у входа. Теперь преимущество было за ним, и он не
замедлил им воспользоваться. Включив лазерный прицел, он навел красную точку на
голову самой крупной из осадивших подъезд бестий и, выдохнув, спустил курок.
Громыхнула короткая очередь, и создание беззвучно завалилось на бок. Остальные
молниеносно метнулись в разные стороны, и через мгновение улица была пуста. Но
в том, что далеко они уходить не собирались, сомневаться не приходилось. Артем
решил переждать и убедиться, что смерть собрата действительно отпугнула этих
тварей.
А пока у него было немного времени, чтобы исследовать
квартиру.
Хотя стекла здесь, как и во всем доме, были давно выбиты,
мебель и вообще вся обстановка сохранились на удивление хорошо. По полу были
разбросаны маленькие комочки, напоминавшие крысиный яд, который использовали и
они дома, на ВДНХ. Может, это он и был, потому что ни одной крысы в комнатах
Артем не заметил. Чем дольше он ходил по квартире, тем больше убеждался, что ее
жильцы не бросили ее впопыхах, а тщательно законсервировали, надеясь однажды
вернуться. Она была тщательно убрана, на кухне предусмотрительно не было
оставлено никаких продуктов, которые могли бы привлечь грызунов или насекомых,
большая часть мебели была укрыта целлофаном.
Переходя из комнаты в комнату, Артем пытался представить
себе, каким был быт людей, живших в этой квартире. Сколько их здесь жило? Во
сколько они вставали? Приходили с работы? Ужинали? Кто сидел во главе стола? О
многих занятиях, ритуалах и вещах он имел представления только по книгам, и
сейчас, видя настоящее жилье, убеждался в том, что раньше многое воображал себе
совсем неверно.
Артем аккуратно приподнял полупрозрачную полиэтиленовую
пелену и осмотрел книжные полки. Среди знакомых по книжным развалам в метро
детективов там стояло несколько красочных детских книг. Он взялся за корешок
одной из них и тихонько потянул на себя. Пока он листал украшенные
изображениями веселых зверей страницы, из книги выпал листок плотной бумаги.
Нагнувшись, Артем поднял его с пола — это оказалась выцветшая фотография
улыбающейся женщины с маленьким ребенком на руках.
Он окаменел.
Ритм, с которым билось его сердце, нарушился. Только что
разгонявшее по телу кровь размеренными толчками, оно вдруг заспешило, застучало
невпопад. Артему страшно захотелось снять тесный противогаз, глотнуть свежего
воздуха, каким бы ядовитым он ни был. Осторожно, словно боясь, что снимок
рассыпется в прах от прикосновения его пальцев, он взял его с полки и поднес к
глазам.
Женщине на вид было лет тридцать, малышу на ее руках — не
больше двух, и из-за смешной шапочки на его голове было трудно определить,
мальчик это или девочка. Артем перевернул фотографию и стекло его противогаза
сразу затуманилось. На обратной стороне синей шариковой ручкой было написано:
«Артемке 2 годика 5 месяцев».
Из него словно выдернули стержень. Ноги обмякли, и он уселся
на пол, подставляя снимок под падающий из окна лунный свет. Почему улыбка
женщины на фотографии казалась ему такой знакомой, такой родной? Почему он
начал задыхаться, как только увидел ее?
До того, как этот город погиб, в нем жили больше десяти
миллионов человек. Артем — не самое распространенное имя, но на многомиллионный
мегаполис детей с таким именем должно было приходиться несколько десятков
тысяч. Все равно, как если бы так звали всех нынешних обитателей метро. Шанс
так мал, что считаться с ним просто не имело смысла. Но почему тогда ему
казалась такой знакомой улыбка женщины с фотографии?
Он попытался вызвать в памяти обрывки воспоминаний о
детстве, которые иногда мелькали на доли секунды перед его мысленным взором или
всплывали в его снах. Уютная маленькая комната, мягкое освещение, читающая
книгу женщина… Широкая тахта. Он вскочил с места и вихрем снова пронесся по
помещениям, на этот раз пытаясь найти в одном из них обстановку, похожую на ту,
что ему грезилась. На долю секунды ему показалось, что в одной из комнат мебель
расставлена так же, как в его воспоминаниях. Диван выглядел чуть иначе, и окно
было проделано не там, ну и пусть, в конце-концов, в сознании трехлетнего
ребенка эта картина могла отпечататься чуть искаженно…
Трехлетнего? Возраст на фотоснимке стоял другой, но это тоже
ничего не значило. Даты рядом с подписью не было. Он мог быть сделан когда
угодно, не обязательно за несколько дней до того, как жильцам квартиры пришлось
навсегда оставить ее. Фото могло быть снято и за полгода, и за год до этого,
убеждал он себя. Тогда возраст мальчика в шапочке на снимке совпал бы с его
собственным… Тогда вероятность того, что на снимке изображен он сам… и его
мать… выросла бы в десятки раз. Но фотография могла быть сделана и за три, и за
пять лет до этого, холодно сказал внутри чей-то чужой голос. Могла.
Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль. Распахнув дверь
в ванную комнату, он огляделся вокруг и наконец нашел то, что искал. Зеркало
было покрыто таким слоем пыли, что даже не отражало свет его фонаря. Артем снял
с крючка оставленное хозяевами квартиры полотенце, и протер зеркальную гладь. В
образовавшейся проруби медленно всплыло отражение его лица в противогазе и
шлеме. Он осветил себя фонарем и посмотрел в зеркало.
Худое, изможденное лицо под пластиковым забралом
противогаза, находившееся по другую сторону зазеркалья, ничем не напоминало ему
те черты, которые он видел, когда смотрелся в зеркало в последний раз. Когда
это было? Незадолго до выхода с ВДНХ, но сколько времени прошло с тех пор, он
сказать не взялся бы. Судя по его отражению, несколько лет.
Вспомнив, зачем он сюда пришел, Артем поднес к лицу
фотографию, внимательно вгляделся в личико мальчика, потом перевел глаза на
зеркало. Снова посветил на снимок, и опять посмотрел на свое лицо под
противогазом. Если бы его только можно было стащить и сравнить себя с ребенком
на фото. Разумеется, вырастая, люди порой неузнаваемо меняются, но ведь всегда
остается в лице каждого что-то, напоминающее о далеком детстве.
Оставалось одно: когда он вернется на ВДНХ, спросить у
Сухого, похож ли мальчик с фотографии на того, чью ручонку он впервые взял в
свою ладонь тогда, почти двадцать лет назад. И, главное — похожа ли женщина,
улыбающаяся ему сейчас с кусочка бумаги, на его мать. Пусть ее лицо было тогда
искажено гримасой отчаяния и мольбы, Сухой все равно узнает ее. У него
профессиональная память на лица, он точно сможет сказать, кто на фото. Она это
или нет…
