Сталкер остановился. Артем начал недоумевать, отчего тот так
послушно выполняет все требования каких-то мелких торговцев. — Это они так
из-за Киевской лютуют, или потому что Полис охраняют? — нагнав их, спросил один
из челноков. — Из-за Киевской, понятное дело, — немедленно отозвался Мельник, и
Артем почувствовал укол ревности: ему-то сталкер не хотел ничего рассказывать.
— Да уж, это-то понять можно. На Киевской теперь страшно становится. Ну,
ничего. Скоро этим чистюлям из вашего караула придется жарко. Вот как Ганза
пускать перестанет, с Киевской все к вам побегут. Сам понимаешь, когда такое
творится, кто же на станции жить останется? Лучше уж под пули… — обращаясь то
ли к сталкеру, то ли к самому себе, бурчал долговязый челнок. — Сам-то небось
под пули кинулся? Тоже мне, матросов нашелся! — ехидно хмыкнул другой. — Ну так
пока еще и не припекло, — отозвался долговязый. — Да что там происходит-то? —
не сдержался Артем.
Сразу двое челноков оглянулись на него так, словно он задал
глупый вопрос, ответ на который знал каждый ребенок. Сталкер хранил молчание.
Некоторое время молчали и торговцы, так что некоторое время они шагали в полной
тишине. От этого ли, или, может, от того, что затягивающееся молчание
становилось жутковатым, Артему вдруг расхотелось слушать объяснения. И когда он
решил уже было махнуть на них рукой, долговязый наконец нехотя проговорил: —
Туннели к Парку Победы там, вот что…
Услышав название станции, двое его спутников как-то
съежились, и Артему почудилось на секунду, что налетел порыв промозглого
туннельного сквозняка, а стены туннеля сжались. Даже Мельник повел плечами,
будто бы пытаясь согреться. Артем, кажется, никогда не слышал ничего плохого
про Парк Победы, и даже не мог припомнить ни одной байки, связанной с этой
станцией. Так отчего же при звуке ее названия ему вдруг стало так неуютно? —
Что, хуже становится? — спросил тяжело сталкер. — Да мы-то что знаем? Мы люди
случайные. Так, мимо проходим иногда. Оставаться там, сами понимаете… —
неопределенно промямлил бородатый. — Люди пропадают, — шепотом сообщил
коренастый челнок. — Многие боятся, бегут. Тут уже и не разобрать — кто исчез,
а кто сам сбежал, а остальным от этого еще страшней. — Все туннели эти
проклятые, — сплюнул на землю долговязый. — Так завалены же туннели, — не то
спросил, не то возразил Мельник. — Они уже сто лет как завалены, и что с того?
Да если ты местный, лучше нас знать должен! Там все знают, что страх весь из
туннелей идет, будь они хоть трижды взорваны и перегорожены. Да это любой своей
шкурой чувствует, как туда нос покажет, вон даже и Сергеич, — долговязый указал
на своего бородатого спутника. — Точно, — подтвердил заросший Сергеич и
зачем-то перекрестился. — Так они ведь туннели охраняют? — уточнил Мельник. —
Каждый день дозоры стоят, — кивнул усатый. — И хоть раз поймали кого-нибудь?
Или видели? — выспрашивал сталкер. — А нам почем знать? — развел руками тот. —
Я не слышал. Да там и ловить-то некого. — А что местные про это говорят? — не
отступал Мельник.
Долговязый на это вообще ничего не ответил, только махнул
обреченно рукой, зато Сергеич оглянулся зачем-то назад и громким шепотом
сказал: — Город мертвых… — и тут же снова принялся креститься.
Артем хотел было рассмеяться — слишком много он уже слышал
историй, басен, легенд и теорий про то, где именно обретаются в метро мертвые.
И души в трубах по стенам туннелей, и врата в ад, которые копают на одной из
станций… теперь вот Город мертвых на Парке Победы. Но призрачный сквозняк
заставил Артема подавиться смехом, и несмотря на теплую одежду его прохватил
озноб. Хуже всего было то, что Мельник умолк и прекратил все расспросы, хотя
Артем надеялся, что тот просто пренебрежительно отмахнется от такой нелепой
мысли.
Весь остаток пути они прошли молча, каждый погруженный в
свои мысли. До самой Киевской туннель оказался совершенно спокойным, пустым,
сухим и чистым, но вопреки всему тяжелое, давящее ощущение того, что впереди
ждет что-то нехорошее, сгущалось с каждым шагом.
Как только они ступили на станцию, оно нахлынуло, словно
прорвавшиеся грунтовые воды — такое же неудержимое, такое же мутное и ледяное.
Здесь безраздельно правил страх, и видно это было с первого взгляда. Та ли это
«солнечная Киевская», про которую ему говорил кавказец, сидевший с ним в одной
клетке в фашистском плену? Или он имел в виду станцию с тем же именем,
расположенную на Филевской ветке?
Сказать, что станция была заброшена, и что все ее обитатели
бежали с нее, было нельзя. Народу здесь было довольно много, но создавалось
впечатление, что Киевская не принадлежит ее жителям. Все они старались
держаться кучками, палатки лепились к стенам и друг к другу в центре зала.
Необходимая по правилам противопожарной безопасности дистанция нигде соблюдена
не была — наверное, живущим в этих палатках людям приходилось остерегаться
чего-то куда более серьезного, чем огонь. Проходящие мимо сразу же отводили
глаза, когда Артем смотрел им в лицо, а у тех, кто не успевал это сделать, его
встречал загнанный взгляд.
Платформа, зажатая между двумя рядами низких круглых арок, с
одной стороны несколькими эскалаторами уходила вниз, с другой чуть
приподнималась невысокой лестницей и открывала боковой переход на другую
станцию. В нескольких местах тлели угли и полз дразнящий запах жареного мяса,
где-то плакал ребенок. Пусть она и находилась на пороге вымышленного
перепуганными челноками Города мертвых, сама-то Киевская была вполне живая.
Скомканно попрощавшись, челноки исчезли в переходе на другую
линию. Мельник, хозяйски оглядевшись по сторонам, решительно зашагал в сторону
одной из палаток. Здесь он бывал регулярно, это было видно сразу. Артем не мог
приложить ума, зачем сталкер так подробно выспрашивал у челно??ов о положении на
станции. Надеялся, что в их байки вплетется случайно намек на истинное
положение вещей? Пытался вычислить возможных шпионов?
Через секунду они остановились у входа в служебные
помещения. Дверь здесь была выбита, но снаружи стоял охранник. Начальство,
догадался Артем.
Навстречу сталкеру вышел гладко выбритый пожилой мужчина, с
аккуратно зачесанными волосами. На нем была старая армейская гимнастерка,
застиранная и выцветшая, но удивительно чистая. Непонятно было, как он
умудряется так следить за собой на этой станции. Человек отдал Мельнику честь,
приложив к виску два пальца, но не всерьез, как это делали дозорные в туннеле,
а как-то карикатурно. Его глаза насмешливо щурились. — День добрый, — сказал он
приятным глубоким голосом. — Здравия желаю, — отозвался сталкер и улыбнулся.
