Он попытался оглядеться по сторонам, но вокруг стоял
абсолютный, чернильный мрак. Однако неподалеку кто-то был. Вот уже полчаса, как
Артем пришел в себя и, затаив дыхание, подслушивал странный разговор. У него
постепенно начинало рождаться понимание того, куда он попал. — Он шевелится, я
слышу, — раздался хриплый голос, — я зову командира. Командир делает допрос.
Что-то прошуршало и стихло. Артем попробовал пошевелить
ногами. Они тоже оказались скручены проволокой. Он попытался перекатиться на
другой бок и уткнулся во что-то мягкое. Послышался протяжный, полный боли стон.
— Антон! Это ты? — прошептал Артем.
Ответа не последовало. — Ага… Противники Великого червя
очнулись… — насмешливо отметил кто-то в темноте. — Лучше бы уж вы в себя не
приходили.
Это был тот самый надтреснутый мудрый голос, который
последние полчаса неторопливо вел повествование о Великом черве и сотворении
жизни. Сразу становилось ясно, что его обладатель отличается от остальных
жителей станции: вместо причудливых рубленых фраз он говорил обычными, разве
чуть напыщенными предложениями, да и тембр у него был вполне человеческий, не
то что у других. — Кто вы? Отпустите нас! — с трудом ворочая языком, прохрипел
Артем. — Да-да. Именно так все и говорят. Нет, к сожалению, куда бы вы ни
направлялись, ваше странствие окончено. Запытают и зажарят. А что поделаешь?
Дикари… — равнодушно ответил голос из темноты. — Вы… тоже в плену? — догадался
Артем. — Мы все в плену. Как раз вас сегодня освобождают, — хихикнул его
невидимый собеседник.
Антон снова застонал, завозился на полу, промычал что-то
невнятное, но в сознание так и не пришел. — Да что это мы с вами в темноте
сидим? Прямо как пещерные люди!
Чиркнула зажигалка и огненное пятно осветило лицо говорящего
— длинную седую бороду, грязные, спутавшиеся волосы, и серые насмешливые глаза,
теряющиеся в сети морщин. На вид ему было не меньше шестидесяти лет. Он сидел
на стуле по другую сторону железной решетки, которая разбивала комнату надвое.
На ВДНХ тоже была такая: называлась она странно — «обезьянник», хотя обезьян
Артем видел только в учебниках по биологии и детских книжках. На самом деле
помещение использовалось как тюрьма. — Никак не могу к чертовой темени
привыкнуть, приходится этой дрянью пользоваться, — посетовал старик, прикрывая
глаза. — Ну, и зачем вы сюда полезли? С той стороны места, что ли, не хватает?
— Послушайте, — не дал договорить ему Артем. — Вы же свободны… Вы же можете нас
выпустить! Пока не вернулись эти людоеды! Вы же нормальный человек… —
Разумеется, могу, — отозвался тот. — И уж конечно, не стану. С врагами Великого
червя у нас никаких сделок. — Какой еще Великий червь? Да о чем вы говорите?! Я
про него даже не слышал никогда, не то что быть его врагом… — Неважно, слышали
вы про него или нет. Вы пришли с той стороны, оттуда, где живут его враги,
значит вы можете быть только лазутчиками, — насмешливое дребезжание в голосе
старика сменилось стальным лязгом. — У вас огнестрельное оружие и фонари!
Чертовы механические игрушки! Машины для убийства! Какое еще доказательство
нужно, чтобы понять, что вы — неверные, что вы — враги жизни, враги Великого
червя? — он вскочил со своего стула и подошел к решетке. — Это вы и такие как
вы виноваты во всем!
Старик потушил перегревшуюся зажигалку и в наступившей
темноте стало слышно, как он дует на обожженные пальцы. Затем зазвучали новые
голоса — шипящие и леденящие кровь. Артему стало страшно. Он вспомнил о
Третьяке, убитом отравленной иглой. — Пожалуйста! — горячо зашептал он. — Пока
еще не поздно! Ну зачем вам это?
Старик ничего не отвечал. Через минуту помещение наполнилась
звуками — шлепками необутых ног по бетону, хриплым дыханием, свистом
втягиваемого сквозь ноздри воздуха. Хотя Артем и не видел никого из вошедших,
он чувствовал, что их здесь было несколько, и все они внимательно изучали их —
разглядывая, обнюхивая, слушая, как громко, на всю комнату колотится сердце у
него в груди. — Люди машин. Пахнет порохом, пахнет страхом. Один — запах
станции с той стороны. Другой — чужой. Один, другой — враги, — прошипел наконец
один из них. — Пусть Вартан делает, — распорядился другой голос. — Зажги огонь!
Снова чиркнула зажигалка.
В комнате, кроме старика, в руке которого трепыхался огонек,
стояли трое обритых дикарей, прикрывавших лица ладонями. Одного из них —
коренастого и бородатого — Артем уже видел сегодня. Другой показался ему тоже
странно знакомым. Глядя Артему прямо в глаза, он сделал шаг вперед и оказался
прямо у решетки. От него пахло не так, как от остальных — Артем уловил
приставший к этому человеку еле заметный смрад разлагающейся плоти. Отвести
взгляд от его глаз не получалось — как две воронки, он закручивали весь мир
вокруг себя и затягивали внутрь. Артем вздрогнул — он понял, где видел это лицо
раньше. Это было то самое существо, которое напало на него ночью на Киевской.
Артема охватило странное чувство — похожее на паралич,
которым сковало его тело от укола ядовитой иглы, оно полностью обессилило его
разум. Мысли остановились и он застыл, покорно раскрыв свое сознание этому
похожему на человека существу, который молча пожирал его глазами. — Через люк…
Люк открытым остался… За мальчиком пришли. За сыном Антона. Которого украли
ночью. Я во всем виноват, я ему вашу музыку слушать разрешил, через трубы… По
дрезине залез. Больше никому не сказали. Вдвоем пришли. Не закрыли… — послушно
отвечал Артем на вопросы, которые сами собой возникали у него в голове.
Сопротивляться или утаивать что-либо от беззвучного голоса,
требовавшего от него отчета, было невозможно. За минуту допрашивавший Артема
узнал от него все, что его интересовало. Он кивнул и отступил. Огонь погас.
Медленно, словно чувствительность к затекшей во сне руке, к Артему начало
возвращаться ощущение контроля над собой. — Вован, Кулак — вернуться в туннель,
в проход. Закрыть дверь, — приказал один из голосов, наверное, принадлежащий
бородатому командиру. — Враги остаются здесь. Дрон охраняет врагов. Завтра
праздник, люди едят врагов, почитают Великого червя. — Что вы сделали с Олегом?
Что сделали с ребенком? — захрипел Артем им вслед.
Гулко хлопнула дверь.
Глава 17
Несколько минут прошли в полной тишине, и Артем, решивший,
что их оставили одних, снова задергался, пытаясь хотя бы сесть. Слишком сильно
скрученные ноги и руки затекли и болели. Артем вспомнил слова отчима, который
объяснял ему однажды, что если оставить даже повязку или жгут слишком надолго,
ткани могут начать отмирать. Хотя, подумалось ему, какая разница теперь? — Враг
лежи тихо! — раздался вдруг голос. — Дрон плюет игла-паралиш! — Не надо, —
Артем послушно замер. — Не надо стрелять.
