В противогазе был предусмотрен специальный клапан, через
который проходил катетер — через него можно было сосать воду. Несмотря на то,
что Артем понимал, как хочется пить остальным, он не мог заставить себя
оторваться от резиновой трубки, пока не осушил флягу наполовину. После этого он
осел на пол и закрыл глаза. — Давай, еще недолго! — прокричал Ульман.
Он рывком поставил Артема на ноги, забрал у него баул,
взвалил себе на плечи и двинулся вперед. Сколько продолжалась последняя часть
подъема, Артем не понимал. Ступени и стены слились в одно мутное целое, лучи и
пятна света из-за испарины на обзорных стеклах выглядели как сияющие облака, и
какое-то время он отвлекал себя тем, что любовался их переливанием. Кровь
молотком стучала в голове, холодный воздух раздирал легкие, а лестница все не
кончалась. Артем несколько раз самовольно садился на пол, но его поднимали и
заставляли идти.
Ради чего он это делает? Чтобы жизнь в метро продолжалась?
Да. Чтобы на ВДНХ и дальше растили грибы и свиней, и чтобы там жил его отчим, и
семья Женьки, и чтобы незнакомые ему люди вернулись и опять мирно зажили на
Алексеевской, и на Рижской, и чтобы не затихала беспокойная торговая суета на
Проспекте Мира и на Белорусской, чтобы разгуливали в своих халатах брамины в
Полисе, и шуршали книжными страницами, постигая знания и передавая их следующим
поколениям, и чтобы фашисты и дальше строили свой рейх, отлавливая расовых
врагов и запытывая их до смерти, а люди Червя похищали чужих детей и поедали
взрослых, а женщина на Маяковской и дальше могла торговать телом своего
маленького сына, зарабатывая себе и ему на хлеб, и чтобы на Павелецкой не
прекращались крысиные бега, а бойцы революционной бригады продолжали свои
нападения на фашистов и смешные диалектические споры, и чтобы тысячи людей по
всему метро дышали, ели, любили друг друга, давали жизнь своим детям,
испражнялись и спали, мечтали, боролись, убивали, восхищались и предавали,
философствовали и ненавидели, и каждый верил в свой рай и свой ад… Чтобы жизнь
в метро, бессмысленная и бесполезная, возвышенная и наполненная светом, грязная
и бурлящая, бесконечно разная и именно потому такая волшебная и прекрасная,
человеческая жизнь продолжалась.
Он думал об этом, и как будто в его спине проворачивался
огромный заводной ключ, который подталкивал его к тому, чтобы сделать еще шаг,
а за ним еще и еще, Артем продолжил двигаться дальше.
И вдруг все оборвалось. Они вывалились в просторное
помещение — широкий круглый коридор, замыкающийся в виде кольца. Внутренняя
стена его была облицована мрамором, отчего Артем сразу почувствовал себя как
дома, а внешняя… Внешняя была совершенно прозрачна, и сразу за ней начиналось
небо, а где-то далеко-далеко внизу стояли крошечные домики, разрезанные улицами
на кварталы, черные пятна парков, огромные провалы воронок и фишки уцелевших
высотных домов — отсюда был виден весь бескрайний город, серой массой уходивший
в темный горизонт. Артем съехал на пол, привалившись к стене и долго-долго
смотрел на город, на медленно розовеющее небо, и снова на город. — Артем!
Вставай, хватит сидеть! Вот, помоги-ка, — тряхнул его за плечо Ульман.
Боец вручил ему большой моток проволоки, и Артем непонимающе
уставился на него. — Не ловит эта треклятая антенна, — он указал на скрученный
шестиметровый штырь, валявшийся на полу. — Будем рамовой пробовать. Вон там,
дверь на технический балкон, который этажом ниже. Она как раз со стороны
Ботанического Сада. Я пока на рации буду сидеть, выйдите с Пашкой наружу, он
антенну разматывать будет, ты его подстрахуешь. Давайте поживее, а то уже светать
скоро будет.
Артем кивнул. Он вспомнил, зачем он здесь, и у него
открылось второе дыхание. Кто-то подкрутил невидимый ключ в его спине, и
внутренняя пружина снова начала разворачиваться. До цели оставалось совсем
немного. Он взял проволоку и пошел к балконной двери.
Створка не поддавалась, и Ульману пришлось всадить в нужную
секцию целую очередь, пока изъеденное пулями стекло не треснуло и не
рассыпалось. Мощный порыв ветра чуть не сбил их с ног. Артем шагнул на балкон,
огороженный решеткой высотой в человеческий рост. — На вот, посмотри на них, —
Павел протянул ему полевой бинокль и махнул рукой в нужном направлении.
Артем приник к окулярам и долго бесцельно водил взглядом по
приблизившемуся городу, пока Павел не навел его силой на то место, о котором
говорил.
Ботанический Сад и ВДНХ срослись вместе в одну темную,
непроходимую чащобу, среди которой высились облупленные белые купола и крыши
павильнов Выставки. В этом дремучем лесу оставалось всего две прогалины —
узенькая дорожка между главными павильонами («Главная аллея», — боязливо
прошептал Павел) и это.
Прямо посреди Сада разрослась огромная проплешина, словно даже
деревья отступили от невиданной язвы, образовавшейся среди них. Это было
странное и жуткое зрелище — не то городище, не то гигантский животворящий
орган, пульсирующий и подрагивающий, раскинувшийся на несколько квадратных
километров. Небо постепенно окрашивалось в утренние цвета, и его становилось
видно все лучше: опутанная жилками живая пленка, вылезающие из выходов-клоак
крохотные черные фигурки, деловито копошащиеся, как муравьи… Именно муравьи, а
их городище-матка напоминало Артему громадный муравейник. И одна из их тропок
шла — он сейчас хорошо видел это — к стоящему на отшибе белому круглому
строению, точь-в-точь напоминавшему вход на станцию ВДНХ. Черные фигурки
добирались до дверей и пропадали. Их дальнейший путь Артем знал слишком хорошо.
Они действительно были совсем рядом, а не пришли откуда-то
издалека. Их действительно можно было уничтожить, просто уничтожить. Теперь
главное, чтобы Мельник не подвел. Артем вздохнул с облегчением. Почему-то ему
вспомнился черный туннель из его снов, но он тряхнул головой и принялся
разматывать шнур.
Балкон опоясывал башню по периметру, но сорокаметрового
провода не хватило, чтобы сделать полный круг. Привязав конец к прутьям
решетки, они стали возвращаться назад. — Есть! Есть сигнал! — радостно заорал
Ульман, завидев их. — Вышли на связь! Живы! Полковник матерится, спрашивает,
где мы раньше были! — он приложил наушник к голове, прислушался и добавил, —
Говорит, все даже лучше, чем думали, четыре установки нашли, все в отличном
состоянии, их законсервировали… В масле, под брезентом… Говорит, Антон —
молоток, со всем разобрался… Скоро готовы будут… Надо координаты сообщить.
Привет тебе передает, Артем!
Павел развернул большую расчерченную на квадраты карту
местности, и, глядя в бинокль, начал надиктовывать координаты, а Ульман
повторял их в микрофон своей рации. — Саму станцию тоже уже на всякий случай
запечатаем, — боец сверился с картой, и назвал еще несколько цифр. — Все,
координаты ушли, теперь они наводить будут, — Ульман снял наушник и потер лоб.
— На это еще время уйдет, твой ракетчик там один на всех. Но это ничего,
подождем…
