Артем забрал себе бинокль и опять вылез на балкон. Что-то
тянуло его к этому мерзкому муравейнику, какое-то непонятное гнетущее чувство,
какая-то тоска, словно грудь сдавило что-то тяжелое, не давая вдохнуть глубоко.
Перед глазами снова встал черный туннель — да вдруг так ясно, так четко, как он
не видел его даже в своих видениях. Но теперь его можно было не бояться — этим
упырям оставалось недолго хозяйничать в его снах.
— Все, полетело! Полковник говорит, ждите привета! Сейчас мы
этих ваших сук черных прожарим! — завопил Ульман.
И именно в этот момент город под ногами исчез, кануло в
темную бездну небо, стихли радостные крики за спиной, — остался только один
пустой черный туннель, по которому Артем столько раз брел навстречу… чему?
Время загустело и застыло.
Он достал из кармана пластмассовую зажигалку и чиркнул
кремнем. Маленький веселый огонек выскочил наружу и заплясал на фитиле, озаряя
небольшое пространство вокруг себя.
Артем знал, что увидит, и понимал, что теперь уже не должен
страшиться этого — поэтому он просто поднял голову и заглянул в огромные черные
глаза без белков и зрачков. И услышал.
— Ты — избранный!
Мир перевернулся. В этих бездонных глазах он вдруг за
какие-то кратчайшие доли секунды увидел ответ на все, что оставалось для него
непонятным и необъясненным. Ответ на все его сомнения, колебания, поиски — и он
оказался совсем не тем, о котором Артем всегда думал.
Провалившись во взгляд черного, он вдруг увидел вселенную
его глазами: возрождающаяся новая жизнь, братство и единение сотен и тысяч
отдельных разумов, но не растворяющее границы между ними, а сопрягающее мысли
каждого в единое целое. Упругая черная кожа, отталкивающая губительные
прозрачные лучи, способная вынести и палящее солнце и январские морозы, тонкие
гибкие телепатические щупальца, способоные и ласково гладить любимое создание,
и больно жалить врага, полная невосприимчивость к боли — одним словом, их тела
были чистым совершенством. И при этом они обладали любознательным, живым умом,
к несчастью, настолько непохожим на человеческий, что никакой возможности
наладить контакт не было. До него, до Артема.
Потом Артем увидел людей глазами черных — озлобленных,
загнанных под землю грязных ублюдков, огрызающихся огнем и свинцом,
уничтожающих парламентеров, которые идут к ним с песней мира — а у них вырывают
этот белый флаг и его древком пробивают им глотку. Потом отчаяние — отчаяние
наладить общение, свзяь, понимание, что в глубине, в нижних коридорах сидят
неразумные, взбесившиеся твари, которые уничтожили свой мир, продолжают грызню
между собой и скоро вымрут, если их не перевоспитать. Снова попытка протянуть
им руку — и снова они вцепляются в нее с такой ненавистью, что остается только
один выход — усмирить, успокоить. Убивать? Только для самозащиты, потому что
черные и не умеют толком убивать, они созданы для другого.
И все это время — отчаянные поиски хотя бы одного из
загнанных, того, кто сможет стать толмачом, мостиком между двумя мирами,
который переведет и одним и другим смысл поступков и желаний каждого, который
объяснит людям, что им нечего бояться, и поможет черным общаться с ними. Потому
что им нечего делить. Потому что они — не соперничающие за выживание виды, а
два организма, которые предназначены природой для симбиоза. И вместе — с
человеческим пониманием техники и знанием истории отравленного мира, и со
способностью черных противостоять его угрозам, они могут вывести человечество
на другой, новый виток, и остановившаяся Земля, скрипнув, продолжит вращение
вокруг своей оси. Потому что и черные — это тоже часть человечества, новая, зародившаяся
здесь, на останках сметенного войной мегаполиса, ветвь.
Они — порождение этой войны, они — дети этого мира, они
лучше приспособлены к новым условиям игры. Как и многие другие появившиеся
после создания, они живут и ощущают не только привычными человеку органами, но
и щупальцами сознания. Артем вспомнил про загадочный шум в трубах, дикарей,
завораживающих взглядом, штурмующую рассудок отвратительную массу в сердце
Кремля… Человек не был способен справиться с их воздействием на разум. Черные —
были словно созданы для этого. Но им был нужен партнер, союзник… Друг. Нужен
кто-то, кто поможет наладить связь с их оглохшими и ослепшими старшими братьями
— людьми.
Долгое, терпеливое нащупывание и восторг — от того, что
такой толмач, избранный, найден. Но еще до того, как контакт с ним установлен,
он исчезает. Щупальца Общего ищут его повсюду, иногда захватывая, чтобы начать
общение, но он тоже боится, вырывается, выскальзывает и убегает. Его приходится
поддерживать и спасать, останавливать, предупреждать об опасности,
подталкивать, и снова вести его домой, туда, где связь с ним будет особенно
сильна и чиста. Наконец, контакт становится довольно твердым — каждый день,
иногда по нескольку раз удается сблизиться с избранным, и тогда он делает еще
один робкий шаг к пониманию своей задачи. Своей судьбы. Он всегда был предназначен
именно для этого, ведь даже саму дорогу черным в метро, к людям, открыл не кто
иной, как он.
Артем мысленно задал им тревоживший его вопрос — что же
случилось с Хантером, и ему ответили: в ответ на возникший в его голове образ
Охотника ему просто пришел другой образ, объяснявший: его больше нет. Он был
солдат, а не дипломат, он не хотел и не мог установить мир между ними, он был
создан для уничтожения. Его пытались убедить в бесполезности и глупости войны,
но ничего не вышло, и тогда ему просто приказали умереть. Артем увидел его
смерть, тихую и безболезненную, и даже не ощутил в себе гнева и желания
отомстить, только жалость по отношению к этому человеку, который оказался
неспособен понять.
Теперь его больше ничего не отвлекало от главного, и он снова
раскрыл свой разум их разуму.
Артем стоял сейчас на грани осознания чего-то невероятно
важного — он уже испытывал это чувство в самом начале своего похода, когда
сидел у костра на Алексеевской. Это было именно оно — ясное ощущение, что
километры туннелей и недели блужданий снова вывели его к потайной дверце,
открыв которую, он обретет понимание всех тайн мироздания и вознесется над
убогими человеками, выдолбившими свой мирок в неподатливой мерзлой земле и
зарывшимися в него с головой. Он мог отворить ее уже в тот раз, и тогда все его
странствие было бы ни к чему. Но в прошлый раз он попал к этой двери случайно,
заглянул в замочную скважину и отпрянул, испугавшись увиденного. А теперь его
долгий путь к ней заставлял его без колебаний открыть ее и предстать перед
светом абсолютного знания, который хлынет наружу. И пусть он ослепит его —
глаза тогда уже будут лишь неуклюжим и бесполезным инструментом, годным для
тех, кто ничего в своей жизни не видел, кроме сводов туннелей и замызганного
гранита станций.
