Он должен был только протянуть руку навстречу поданной ему
ладони — пусть страшной, пусть непривычной, обтянутой лоснящейся черной кожей —
но несомненно дружеской. И тогда дверь откроется. И все будет по-другому. Перед
его мысленным взором распахнулись необозримые новые горизонты, прекрасные и
величественные. Сердце заполнила радость и решимость, и была только капелька
раскаяния в том, что он не мог понять всего этого раньше, что он гнал от себя
друзей и братьев, тянущихся к нему, так рассчитывающих на его помощь, его
поддержку, потому что только он один во всем мире может это сделать.
Он взялся за ручку двери и потянул ее вниз.
Сердца тысяч черных далеко внизу вспыхнули радостью и
надеждой.
Тьма перед глазами рассеялась и, приникнув к биноклю, он
увидел, что сотни черных фигурок на далекой земле замерли на местах. Ему
показалось, что все они сейчас смотрят на него, не веря, что столь долго
ожидаемое чудо свершилось, и конец бессмысленной братоубийственной вражде
положен.
В эту секунду первая ракета молниеносно прочертила
огненно-дымный след в небе и ударила в самый центр городища. И сразу за ней
алеющий небосклон располосовали еще три таких же метеора.
Артем рванулся назад, надеясь, что залп еще можно
остановить, приказать, объяснить… Но тут же сник, понимая, что все уже
произошло.
Оранжевое пламя захлестнуло «муравейник», вверх взметнулось
смоляное облако, новые взрывы окружили его со всех сторон, и он сдулся, рухнул,
испустив усталый предсмертный стон, потом его заволокло густым дымом горящего
леса и плоти. А с неба все падали и падали новые ракеты, и этот гибельный дождь
продолжался секунду за секундой, и каждая смерть, которую он нес, отдавалась
тоскливой болью в душе Артема.
Он отчаянно пытался нащупать в своем сознании хотя бы след
того присутствия, которое только что так приятно наполняло и согревало его,
которое обещало спасение ему и всему человечеству, которое давало ему смысл… Но
от него ничего не оставалось. Его сознание было как заброшенный туннель метро, где
совершенную пустоту не дает разглядеть только стоящая в нем кромешная тьма. И
Артем четко, остро почувствовал, что уже никогда за отведенное ему время там не
возникнет тот свет, которым он сможет озарить свою жизнь и найти в ней дорогу.
— Как мы славно их взгрели, а? Будут знать, как к нам с
мечом! — потирал руки Ульман. — А, Артем? Артем!
Весь Ботанический сад, а заодно и ВДНХ превратились в одно
страшное огненное месиво, огромные клубы жирного черного дыма лениво
поднимались в осеннее небо, и багровое зарево чудовищного пожара мешалось с
нежными лучами восходящего солнца.
Артему стало невыносимо душно и тесно. Он взялся за
противогаз, сорвал его и жадно, полной грудью вдохнул горький холодный воздух.
Потом вытер выступившие слезы и, не обращая внимания на окрики, стал спускаться
по лестнице вниз.
Он возвращался в метро.
Домой.
