Он не знал, сколько он пролежал вот так, вцепившись Бурбону
в воротник, сжав рукоятку автомата, когда глаза резанул луч света. Склонившись,
над ним стоял незнакомый пожилой мужчина с фонарем в одной руке и диковинным
ружьем в другой. — Мой юный друг, — обращаясь к нему, сказал человек приятным
звучным голосом. — Ты можешь бросить своего приятеля. Он мертв, как Рамзес
Второй. Ты хочешь остаться здесь, чтобы воссоединиться с ним на небесах как
можно скорее, или он пока подождет? — Помогите мне донести его до станции, —
слабым голосом попросил Артем, прикрываясь рукой от света фонаря. — Боюсь, что
эту идею нам придется с негодованием отвергнуть, — огорченно сообщил тот. — Я
решительно против превращения станции метро Сухаревская в склеп, она и так не
слишком уютна. И потом, если мы и донесем бездыханное тело твоего спутника
дотуда, вряд ли кто-нибудь на этой станции возьмется проводить его в последний
путь должным образом. Существенно ли, разложится оное тело здесь или на
станции, если его бессмертная душа уже вознеслась к Создателю? Или
перевоплотилась — в зависимости от вероисповедания. Хотя все они в равной
степени заблуждаются. — Я обещал ему… — выдохнул Артем. — У нас был договор. —
Друг мой! — нахмурившись, сказал тот. — Я начинаю терять терпение. Не в моих
обычаях помогать мертвецам, потому что в мире есть достаточно живых,
нуждающихся в помощи. Я возвращаюсь на Сухаревскую: от долгого пребывания в
туннелях у меня начинается ревматизм. Если ты хочешь повидаться со своим
товарищем как можно скорее, советую тебе остаться здесь. Крысы и другие милые
создания помогут тебе в этом. И потом, если тебя беспокоит юридическая сторона
вопроса, то по смерти одной из сторон договор считается расторгнутым, если
какой-либо из пунктов не гласит обратное. — Но ведь нельзя его просто бросить!
— тихо пытался убедить своего спасителя Артем. — Это же был живой человек.
Оставить его крысам?! — Это, по всей видимости, действительно был живой
человек, — откликнулся тот, скептически оглядывая тело. — Но теперь это,
несомненно, мертвый человек, а это не одно и то же. Ладно, если ты очень хочешь,
потом ты сможешь вернуться обратно, чтобы разжечь погребальный костер, или что
там у вас принято делать в таких случаях. Вставай! — приказал он, и Артем
против своей воли поднялся на ноги.
Он, несмотря на Артемовы протесты, решительно стащил с Бурбона
его рюкзак, накинул его себе на плечо, и, поддерживая Артема, быстро зашагал
вперед. Вначале Артему было тяжело идти, но с каждым новым шагом незнакомец
словно одарял его частью своей кипучей энергии, боль в ногах прошла, и рассудок
немного прояснился. Он всмотрелся пристальней в лицо своего спасителя. На вид
ему было за пятьдесят, но выглядел он на удивление свеже и бодро. Рука его,
поддерживающая Артема, была тверда и ни разу за весь их путь не дрогнула от
усталости. Седеющие коротко стриженые волосы и маленькая аккуратная бородка
даже насторожили Артема: был он какой-то слишком ухоженный для метро, в
особенности для того захолустья, в котором он, судя по всему, обитал. — Что
случилось с твоим приятелем? — спросил он Артема. — С виду непохоже на нападение,
разве что его чем-нибудь отравили… И очень хочется надеяться, что это — не то,
что я думаю, — прибавил он, не распространяясь о том, чего именно он опасается.
— Нет… Он сам умер, — не имея сил объяснять сейчас странные обстоятельства
гибели Бурбона, о которых он сам только начал догадываться, отделался Артем. —
Это долгая история. Я потом расскажу.
Туннель вдруг расступился, и Артем, совершенно неожиданно
для себя, оказался на станции. Что-то здесь показалось ему очень странным,
непривычным, и прошло несколько секунд, пока до него дошло наконец, в чем дело.
— Здесь что — темно? — обескураженно спросил он у своего спутника. — Здесь нет
власти, — отозвался тот. — И некому дать всем живущим здесь свет. Поэтому
каждый, кто нуждается в свете, должен добыть его себе сам. Кто-то может сделать
это, кто-то нет. Но не бойся, по счастью, я отношусь к первому разряду, — он
резво забрался на перрон и подал Артему руку.
Они свернули в первую же арку и вышли в зал. Один лишь
длинный проход, колоннады и арки по бокам, обычные железные стены, отсекающие
эскалаторы, еле освещенная в нескольких местах тщедушными костерками, а большей
частью погруженная во мрак, Сухаревская являла собой зрелище гнетущее и очень
унылое. У костерков копошились кучки людей, кто-то спал прямо на полу, от огня
к огню странные полусогнутые фигуры в лохмотьях, все они жались к середине
зала, подальше от туннелей.
Костер, к которому незнакомец привел Артема, был заметно
ярче остальных, и находился далеко от центра платформы. — Когда-нибудь эта
станция выгорит дотла, — подумал вслух Артем, уныло оглядывая зал. — Через
четыреста двадцать дней, — спокойно сообщил ему его спутник. — Так что до тех
пор тебе лучше покинуть ее. Я, во всяком случае, именно так и собираюсь
сделать. — Откуда вы знаете? — пораженно спросил у него Артем, вспоминая мигом
все слышанные рассказы о магах и экстрасенсах, и всматриваясь в его лицо,
пытаясь увидеть на нем печать неземного знания. — Материнское сердце-вещун
тревожно, — улыбаясь, ответил тот. — Все, теперь ты должен поспать, а потом мы
с тобой познакомимся и поговорим.
С его последним словом на Артема вдруг опять навалилась
чудовищная усталость, накопленная в противостоянии в туннеле перед Рижской, в
ночных кошмарах, в последнем испытании его воли, и, не в силах сопротивляться
больше, Артем опустился на кусок брезента, раскинутый у костра, подложил под
голову свой рюкзак и провалился в долгий пустой сон без сновидений.
