Глава 6
Потолок был так сильно закопчен, что ни следа уже не
осталось от побелки, которой он некогда был покрыт. Артем тупо смотрел в него,
не понимая, где же он находится. — Проснулся? — услышал он знакомый голос, и
этот голос заставил рассыпавшуюся мозаику мыслей и событий выстроиться обратно
в картину вчерашнего (вчерашнего ли?) дня. Все это казалось сейчас таким
нереальным; непрозрачная, как туман, стена сна отделяла действительность от
воспоминаний. Стоит заснуть и проснуться, как яркость пережитого стремительно
меркнет, и вот, вспоминая, трудно уже отличить фантазии от подлинных
происшествий. Они становятся такими же блеклыми, как сны, как мысли о будущем
или возможном прошлом. — Добрый вечер, — приветствовал его мужчина, который
нашел его. Он сидел по другую сторону костра, и Артем видел его сквозь пламя, и
от этого его лицо приобретало вид загадочный и даже мистический. — Теперь,
пожалуй, мы с тобой можем и представиться друг другу. У меня есть обычное имя,
похожее на все те имена, которые окружают тебя в этой жизни. Оно слишком длинно
и ничего обо мне не говорит. Но я — последнее воплощение Чингиз Хана, и поэтому
можешь звать меня Хан. Это короче. — Чингиз Хана? — недоверчиво посмотрел Артем
на своего собеседника, отчего-то больше всего удивляясь тому, что тот
отрекомендовался именно последним воплощением, хотя в реинкарнацию он вообще-то
не верил. — Друг мой! — оскорбленно возразил Хан, — не стоит с таким явным
подозрением изучать разрез моих глаз и манеру поведения. С тех пор у меня было
немало иных, более приличных воплощений. Но все же Чингиз Хан остается самой
значительной вехой на моем пути, хотя как раз именно из этой жизни, к своему
глубочайшему сожалению, я не помню ровным счетом ничего. — А почему Хан, а не
Чингиз? — не сдавался Артем. — Хан ведь даже не фамилия, а род деятельности,
если я правильно помню. — Навевает ненужные ассоциации, не говоря уже об
Айтматове, — нехотя и непонятно пояснил тот, — и между прочим, я не считаю
своим долгом давать отчет об истоках своего имени кому бы то ни было. Как зовут
тебя? — Меня — Артем, и я не знаю, кем я был в прошлой жизни. Может, раньше мое
имя тоже было позвучнее, — попытался оправдаться Артем. — Очень приятно, —
сказал Хан, очевидно, вполне удовлетворенный и этим, — надеюсь, ты разделишь со
мной мою скромную трапезу, — прибавил он, поднимаясь и вешая над костром битый
железный чайник, вроде того, что был у них на ВДНХ в северном дозоре.
Артем суетливо поднялся, запустил руку в свой рюкзак и
вытащил оттуда батон колбасы, прихваченной в путь еще с ВДНХ. Перочинным ножом
он настругал несколько кусочков и разложил их на чистой тряпице, которая тоже
лежала у него в рюкзаке. — Вот, — пододвинул он колбасу, — к чаю.
Чай у Хана был все тот же, их родной, с ВДНХ, Артем его
сразу же узнал. Потягивая его из металлической эмалированной кружки, он молча
вспоминал события прошедшего дня. Хозяин, очевидно, тоже думал о чем-то своем и
не тревожил его пока.
Влияние безумия, хлещущего в мир из лопнувших труб,
оказывалось разным для всех. И если Артем воспринимал его просто как шум,
который глушил, не давал сосредоточиться, убивал мысли, но щадил сам разум, то
Бурбон просто не выдержал такой мощной атаки и погиб. Того, что этот шум может
убивать, Артем не ожидал, иначе он не согласился бы ступить и шагу в черный
туннель между Проспектом Мира и Сухаревской. И на этот раз он подкрался
незаметно, сначала притупляя чувства, — Артем теперь был уверен, что все
обычные звуки были задавлены им, хотя его самого до поры нельзя было услышать,
— потом замораживая поток мыслей, так что те загустевали, останавливались и
покрывались инеем бессилия, и, наконец, нанося последний сокрушительный удар. И
как он сразу не заметил, что Бурбон вдруг заговорил языком, который не смог бы
воспроизвести, даже начитавшись апокалиптических пророчеств? И они продвигались
все глубже, словно зачарованные, и было чудное такое опьянение, а вот чувства
опасности не было, и он тщетно думал о какой-то ерунде, о том, что нельзя
замолкать, что надо говорить, но попытаться осознать, что же с ними происходит,
в голову отчего-то не приходило, что-то мешало…
Все происшедшее хотелось выкинуть из сознания, забыть, оно
было таким непонятным и недоступным для понимания, ведь за все годы, прожитые
на ВДНХ, о подобном приходилось только разве слышать, и проще было продолжать
верить, что такое не может происходить в этом мире, что ему в нем просто нет
места. Артем потряс головой и снова огляделся по сторонам.
