Люди согласно зашумели. Большинство из них не могли, как и
Артем, противостоять колоссальной силе убеждения, которой буквально лучилась
фигура Хана. Вслед за его словами, Артем послушно переживал все те состояния и чувства,
которые были заложены в них: ощущение угрозы, страх, панику, безвыходность,
затем слабую надежду, которая все росла по мере того, как Хан продолжал
говорить о том выходе из положения, который он предлагал. — Сколько вас? — и
сразу несколько людей принялись пересчитывать собравшихся по этому вопросу
Хана. Не считая их с Артемом, у костра было восемь человек. — Значит, ждать
нечего! Нас уже десять, мы сможем пройти! — заявил Хан, и, не давая одуматься,
продолжил, — собирайте свои вещи, не позднее чем через час мы должны выйти! —
Быстрее, назад к костру, забирай свои пожитки. Главное — не дать им опомниться.
Если мы промедлим, они начнут сомневаться, что им надо уходить отсюда к Чистым
Прудам. Некоторые из них вообще шли в другую сторону, а некоторые просто живут
на этом полустанке и никуда отсюда не собирались. Придется мне, видимо, пойти с
тобой до Китай-Города, иначе, боюсь, в туннелях они потеряют свою
целеустремленность, или вообще забудут, куда и зачем они идут, — прошептал
Артему Хан, утягивая его за собой к их маленькому лагерю.
Быстро покидав в свой рюкзак все приглянувшееся Бурбоново
имущество и не успевая уже задумываться о моральной стороне своих поступков,
пока Хан сворачивал свой брезент и тушил костер, Артем бросал время от времени
взгляд на происходящее с другого края зала. Люди, оживленно копошившиеся
вначале, собирая свой скарб, с течением времени двигались все менее бодро и
слаженно. Вот кто-то присел у огня, другой побрел зачем-то к центру платформы,
а вот двое сошлись вместе и заговорили о чем-то. Начиная уже соображать, что к
чему, Артем дернул Хана за рукав. — Они там общаются, — предупредил он. — Увы,
общение с себе подобными — практически неотъемлемая черта человеческих существ.
И даже если их воля подавлена, а сами они, в сущности, загипнотизированы, они
все равно тяготеют к общению. Человек — существо социальное, и тут ничего не
поделаешь. Во всех других случаях я бы покорно принял бы любое человеческое
проявление, как Божий замысел. Или как неизбежный результат эволюционного развития,
в зависимости от того, с кем я беседую. Однако в данном случае такой ход
мышления вреден, — пространно отозвался Хан. — Мы должны вмешаться, мой юный
друг, и направить их мысли в нужное русло, — резюмировал он, взваливая на спину
свой огромный походный тюк.
Костер погас, и плотная, почти осязаемая тьма сдавила их со
всех сторон. Достав из кармана подаренный фонарик, Артем сдавил рукоятку.
Внутри устройства что-то зажужжало, и лампочка ожила. Неровный, мерцающий свет
брызнул из нее. — Давай, давай, жми еще, не жалей, — подбодрил его Хан, — он
может работать и получше.
Когда они подошли к остальным, несвежие туннельные сквозняки
успели уже выветрить из их голов уверенность в правоте Хана. Вперед выступил
тот самый крепыш с бородой, который до этого занимался предотвращением
распространения инфекции. — Послушай, браток, — обратился он небрежно к
Артемову спутнику.
Даже не смотря на того, Артем кожей почувствовал, как
электризуется атмосфера вокруг Хана. Судя по всему, панибратство приводило того
в бешенство. Изо всех людей, с которыми он был знаком до сих пор, меньше всего
Артем хотел бы увидеть взбешенного Хана. Оставался, правда, еще Охотник, но он
показался Артему настолько хладнокровным и уравновешенным, что и представить
его во гневе было просто невозможно. Он, наверное, и убивал с тем выражением на
лице, с которым другие чистят грибы или заваривают чай. — Мы тут посовещались,
и вот чего… Что-то ты пургу гонишь. Мне, например, вовсе несподручно к
Китай-Городу идти. Вон и товарищи тут против. Да ведь, Семеныч? — обратился он
за поддержкой к кому-то в толпе. Оттуда раздался согласный голос, правда, пока
довольно робкий. — Мы вообще к Проспекту шли, к Ганзе, пока там дрянь в
туннелях не началась. Ну, мы переждем и дальше двинем. И ничего здесь не станет
с нами. Вещи мы его сожгли, а про воздух ты нам мозги не конопать, — это ж не
легочная чума. Если мы заразились, так уже заразились, делать тут нечего.
Заразу в большое метро нести нельзя. Только скорее всего, что нет никакой
заразы, так что шел бы ты, браток, со своими предложениями, — все более
развязно рассуждал бородатый.
От такого напора Артем немного опешил. Но украдкой взглянув
наконец на своего спутника, он почувствовал, что коренастому сейчас не
поздоровится. В глазах Хана вновь пылало оранжевое адское пламя, и шла от него
такая звериная злость и такая сила, что Артема ударил озноб и волосы на голове
начали подниматься дыбом, захотелось оскалиться и зарычать. — Что же ты его
сгубил, если никакой заразы не было? — вкрадчиво, нарочито мягким голосом
спросил Хан. — А для профилактики! — нагло глядя и поигрывая желваками, ответил
тот. — Нет, дружок, это не медицина. Это, дружок, уголовщина. По какому праву
ты его так? — Ты меня дружком не называй, я тебе не собачка, понял? —
ощетинясь, огрызнулся бородач. — По какому праву я его? А по праву сильного!
Слышал о таком? И ты особенно здесь не это… А то мы сейчас и тебя, и молокососа
твоего порвем. Для профилактики. Понял?! — и уже знакомым Артему движением он
расстегнул свой жилет и положил руку на кобуру.
На этот раз Хан уже не успел остановить Артема, и бородатый
уставился в ствол его автомата быстрее, чем успел расстегнуть кобуру. Артем
тяжело дышал и слушал, как бьется его сердце, в виски стучал кровь, и никакие
разумные мысли в голову не шли. Он знал только одно — если бородатый скажет еще
что-нибудь, или его рука продолжит свой путь к рукояти пистолета, он немедленно
нажмет на спусковой крючок. Он не хотел подохнуть, как тот мужичок. Он не даст
стае растерзать себя. Бородач застыл на месте и не делал никаких движений, зло
поблескивая темными глазами.
Но тут произошло нечто непонятное. Хан, безучастно стоявший
до этого в стороне, вдруг сделал большой шаг вперед, разом оказавшись лицом к
лицу с обидчиком, и заглянув ему в глаза, негромко сказал: — Прекрати. Ты
подчинишься мне. Или умрешь.
Грозный взгляд бородача померк, его руки бессильно повисли
вдоль тела, и так неестественно, что Артем не сомневался — если на того что-то
и подействовало, то не его автомат, а слова Хана. — Никогда не рассуждай чересчур
много о праве сильного. Ты слишком слаб для этого, — сказал Хан и вернулся к
Артему, к удивлению того не делая даже попытки разоружить врага.
Тот неподвижно стоял на месте, растерянно оглядываясь по
сторонам. Гомон смолк и люди ждали, что Хан скажет дальше. Контроль был
восстановлен. — Будем считать, что дискуссии окончены и консенсус достигнут.
Выходим через пятнадцать минут. Обернувшись к Артему, он сказал ему: — Ты
говоришь, люди? Нет, друг мой, это звери. Это шакалья стая. Они собирались нас
порвать. И растерзали бы. Но одного они не учли. Они-то шакалы, но я — Волк.
Есть станции, где меня знают только под этим именем, — добавил он и отвернулся
лицом во тьму.
