Артем уставился на него с опаской. Он снова казался ему
безумным. Вспоминалась услышанная от Женьки байка про пионера-героя,
осмелившегося ступить в туннели в одиночку, про то, что он все-таки выжил, но
от испуга сошел с ума. Не могло ли это произойти и с Ханом? — Но и возвращаться
уже нельзя! — шептал Хан. — Нам удалось пройти в момент благостного настроения.
Но теперь там клубится тьма и грядет буря. Единственное, что мы можем сделать
сейчас — пойти вперед, но не по этому туннелю, а по параллельному. Может, он
пока свободен. Эй! — крикнул он, обращаясь к остальным, — вы правы! Мы должны
двигаться дальше. Но мы не сможем идти по этому пути. Там, впереди, гибель. —
Так как же мы пойдем? — недоуменно возразил кто-то из тех. — Перейти через
станцию и идти по параллельному туннелю. Вот что мы должны сделать. И сделать
это как можно скорее. — Э, нет! — заартачился неожиданно один из группы. — Это ж
всем известно, что по обратному туннелю идти, если свой свободен — дурная
примета, к смерти. Не пойдем мы по левому!
В поддержку раздалось несколько голосов. Группа топталась на
месте. — О чем это он? — удивленно тронул Хана Артем. — Видимо, туземный фольклор
и поверия, — недовольно поморщился тот. — Дьявол! Совершенно нет времени их
переубеждать, да и сил уже не хватает… Послушайте! — обратился он к ним. — Я
иду параллельным. Тот, кто верит мне, может идти со мной. С остальными я
прощаюсь. Навсегда. Пошли! — бросил он Артему, и, забросив сперва свой рюкзак,
тяжело подтянувшись на руках, забрался на край платформы.
Артем замер в нерешительности. С одной стороны, то, что Хан
знал и понимал об этих туннелях и вообще о метро, выходило за рамки обычных человеческих
знаний, и на него, казалось, можно было положиться. С другой стороны, не было
ли это непреложным законом проклятых туннелей — идти возможно наибольшим
количеством, потому что только так можно было надеяться на успех? — Ну, что же
ты? Тяжело? Давай руку! — протянул Хан ему свою ладонь сверху, опустившись на
одно колено, ища его глаза.
Артему очень не хотелось сейчас встречаться с ним взглядом,
он опасался заметить в нем прежние искры безумия, мелькавшие время от времени и
так пугавшие и отталкивавшие его каждый раз. В своем ли уме Хан? Понимает ли
он, на что идет, бросая вызов не только всем другим людям в этой группе, но и
природе этих туннелей? Достаточно ли он постиг и чувствует эту природу? Этот
отрезок на схеме линий в руках Хана, на Путеводителе, — он ведь не был черным,
Артем был готов в этом поклясться, он был блекло-оранжевым, как и вся остальная
их линия. Но вот вопрос — кто слеп на самом деле? — Ну же! Что ты мешкаешь? Ты
что, не понимаешь, промедление убивает нас! Руку! Черт тебя побери, давай руку!
— кричал уже Хан, но Артем медленно, мелкими шажками отходил назад от
платформы, все так же уставившись в пол, все дальше от Хана, все ближе к
роптавшей группе. — Давай, пацан, пошли с нами, нечего с этим жлобом якшаться,
целее будешь! — послышалось оттуда. — Глупец! Ты же сгинешь со всеми ними! Если
тебе наплевать на свою жизнь, подумай хотя бы о своей миссии! — летели слова, и
Артем осмелился наконец поднять голову и упереться взглядом в расширенные
зрачки Хана, но и гаснущего уголька сумасшествия не было заметно в них, только
отчаяние и усталость, смертельная усталость и отчаяние.
Он опять остановился, заколебавшись, но в этот момент чья-то
рука уже легла на его плечо и потянула его мягко за собой. — Пошли! Пусть
подыхает один, он-то хочет еще и тебя за собой в могилу утянуть! — услышал
Артем, смысл звучащего доходил до него тяжело, соображалось туго, и,
посопротивлявшись мгновение, он уступил и дал увлечь себя за остальными.
Группа неспешно, как ему показалось, снялась с места и
двинулась вперед, в черноту южного туннеля. Они шли странно медленно, будто
двигались в воде, преодолевая сопротивление некой плотной среды.
И тогда Хан, неожиданно легко оторвавшись от земли,
стремительным броском очутился на путях, в два скачка покрыв все расстояние, на
которое они успели отойти, одним жестким ударом сбил с ног человека, державшего
Артема, схватил его самого поперек туловища и рванул назад. Артему все
происходящее казалось так же странно замедленным, прыжок Хана он наблюдал через
плечо с немым удивлением, полет растянулся для него на долгие секунды. С тем же
тупым недоумением он увидел, как усатый мужчина в брезентовой куртке, мягко
державший его за плечо, уводя за группой, тяжко валится наземь. Но с того
момента, как Хан перехватил его, время снова убыстрилось, и реакция других на
происшедшее, когда они оборачивались на звук удара, показалась ему почти
молниеносной. Они уже делали первые шаги к Хану, поднимая стволы ружей, а тот
боком мягко отходил назад, одной рукой прижимая к себе все еще находящегося в
прострации Артема, держа его позади себя и прикрывая своим телом, а в вытянутой
вперед руке чуть покачивался и тускло поблескивал новенький Артемов автомат. —
Уходите, — хрипло проговорил Хан. — Я не вижу смысла убивать вас, все равно вы
умрете меньше чем через час. Оставьте нас. Уходите, — увещевал он, шаг за шагом
отступал он к центру станции, пока фигуры застывших в нерешительности людей не
превратились в смутные силуэты и не начали сливаться с темнотой.
Наконец те, посовещавшись, решили отступиться, послышалась
какая-то возня, наверное, поднимали с земли того усатого, нокаутированного
Ханом, и вся группа стала продвигаться к входу к южному туннелю. Лишь тогда Хан
опустил автомат и резко приказал Артему подниматься на платформу. — Еще немного
и мне надоест спасать тебя, мой юный друг, — с плохо прикрытым раздражением
процедил он.
Закинув свой рюкзак вперед себя, Артем забрался наверх. Хан
последовал за ним, и, подобрав собственные тюки, лежавшие чуть подальше, он
шагнул в черный проем, потянув за собой и Артема.
Зал Тургеневской был совсем недлинный, слева — тупик,
мраморная стена, а с другой его отсекала, насколько видно было в свете фонарей,
отбрасывающая блики заслонка из гофрированного железа. Чуть пожелтевший от
времени мрамор покрывал всю станцию, и только три широкие арки, ведущие на
лестницы перехода на бывшие Чистые Пруды, переименованные потом красными в
Кировскую, были доверху замурованы грубыми серыми бетонными блоками. Станция
была абсолютно пуста, на полу не лежало ни одного предмета, не видно было
никаких следов человека, ни вообще чего-либо живого, ни крыс, ни тараканов.
Пока Артем оглядывался по сторонам, в голову уже успели полезть воспоминания о
его разговоре с Бурбоном, который насмехался над его боязнью крыс и говорил
ему, что крыс-то как раз бояться нечего, вот, мол, если крыс нет, значит,
что-то тут неладно.
