Артем задумался на минуту, и потом кивнул. — А в судьбу ты
веришь? — склонив голову на бок, и изучающе оглядывая Артема, спросил Сергей
Андреевич, а Евгений Дмитриевич заинтересованно оторвался от — Нет, —
решительно отрезал Артем. — Нет никакой судьбы. Просто случайные события,
которые с нами происходят, а мы потом уже сами придумываем. — Зря, зря… —
разочарованно вздохнул Сергей Андреевич, смотря на Артема строго поверх своих
очков. — Вот я тебе предложу сейчас маленькую теорию, а ты сам посмотри,
подходит ли она к твоей жизни. Мне так кажется, что жизнь, конечно, пустая, и
смысла в ней в целом нет, и нет судьбы, то есть такой определенной, явной, так
чтобы родился — и все, уже знаешь: моя судьба — быть там, космонавтом, или,
скажем балериной, или погибнуть во младенчестве, хотя это, конечно, хуже. Нет,
не так. Когда живешь сквозь отведенное время… как бы это объяснить… Может
случиться, что происходит с тобой какое-то событие, которое заставляет тебя
совершать определенные поступки и принимать определенные решения, причем у тебя
есть свободный выбор — хочешь, сделай так, хочешь, этак. Но если ты примешь
правильное решение, то дальнейшие вещи, которые с тобой будут происходить — это
уже будут не просто случайные, как ты выражаешься, события… Они будут
обусловлены тем выбором, который ты сделал. Я не имею ввиду, что если ты решил
жить на Красной Линии до того, как она стала красной, тебе оттуда уже никуда не
деться, и вещи с тобой будут происходить соответствующие, я говорю о более
тонких материях. Но в-общем, если ты опять встал на перепутье и опять принял
нужное решение, потом перед тобой встанет выбор, который тебе уже не покажется
случайным, если ты, конечно, догадаешься и сумеешь осмыслить его. И твоя жизнь
перестанет постепенно быть просто набором случайностей, она превратится… в
сюжет, что ли, все будет соединено некими логическими, не обязательно прямыми
связями, и вот это и будет твоя судьба. На определенной стадии, если ты
достаточно далеко зашел по своей стезе, твоя жизнь настолько превращается в
сюжет, что с тобой начинают происходить странные, необъяснимые с точки зрения
голого рационализма или твоей теории случайных событий вещи. Но зато они будут
очень хорошо вписываться в логику сюжетной линии, в которую теперь превратилась
твоя жизнь. То есть судьбы просто так не бывает, к ней надо прийти, и если
события в твоей жизни соберутся и начнут выстраиваться в сюжет, тогда тебя
может забросить в такие дали… Самое интересное, что сам человек может и не
подозревать, что с ним это происходит, или представлять себе происходящее в
корне неверно, пытаться систематизировать события в соответствии со своим
мировоззрением. Но у судьбы — своя логика.
И эта странная теория, показавшаяся Артему вначале полной
абракадаброй, вдруг заставила его посмотреть под другим углом на все то, что
случилось с ним с самого начала, когда он согласился на предложение Хантера
дойти до Полиса.
Теперь все его приключения, все его странствия, до этого
видевшиеся ему скорее как безуспешные, отчаянные попытки мотылька пробиться к
сияющей лампочке, к которой он стремился отовсюду, куда бы его не забрасывало,
к которой его тянуло, как к магниту, хотя он и сам уже почти не осознавал,
зачем ему это надо, представали перед ним в ином свете, казались ему сложно
организованной системой, словно образуя вычурную, но продуманную конструкцию.
Ведь если считать это согласие первым шагом по стезе, как
назвал ее Сергей Андреевич, то все последующие события — и экспедиция на
Рижскую, и то, что на Рижской к нему сам подошел Бурбон, и Артем не отшатнулся
от него — следующий шаг, и то, что Хан вышел Артему навстречу, хотя вполне мог
остаться на Сухаревской, а он тогда остался бы в туннеле, навсегда. Но это еще
можно было объяснить и по-другому, во всяком случае, сам Хан называл совсе иные
причины своих действий. Потом он попадает в плен к фашистам, на Тверскую, его
должны повесить, но по маловероятному стечению обстоятельств интернациональная
бригада решает нанести удар по Тверской именно в этот день. Ударь они на день
раньше, на день позже — смерть была бы неминуема, но тогда прервался бы его поход.
Могло ли так быть в действительности, что упорство, с
которым он продолжал свой путь, влияло на дальнейшие события? Неужели та
решимость, злость, отчаяние, которые побуждали его делать каждый следующий шаг,
могли неизвестным образом формировать действительность, сплетая из
беспорядочного набора происшествий, чьих-то поступков и мыслей — стройную
систему, как сказал Сергей Андреевич, превращая обычную жизнь в сюжет?
На первый взгляд, ничего такого произойти не могло. Но если
задуматься… Как иначе объяснить тогда то, что он встретил Марка, который
предложил ему единственный возможный способ проникнуть на территорию Ганзы, и
главное, самое главное, то, что пока он мирился со своей долей, расчищая
нужники, судьба, казалось, отвернулась от него, но когда он не пытаясь даже
осмыслить своих действий пошел напролом — случилось невозможное, и охранник,
который был просто обязан стоять на своем посту, куда-то исчез, и не было даже
никакой погони? Значит, когда он вернулся с уходящей вбок кривой тропки на свою
стезю, поступил в соответствии с сюжетной линией своей жизни, на той стадии,
где он находился сейчас, это смогло вызвать уже серьезные искажения реальности,
исправив ее так, чтобы эта линия могла беспрепятственно развиваться дальше?…
Тогда это должно означать, что отступись он от своей цели,
сойди со своей стези — как судьба тут же отвернется от него, ее призрачный щит,
оберегающий сейчас Артема от гибели, тотчас рассыпется на куски, тонкая линия,
по которой он осторожно ступает, оборвется, и он останется один на один с
бушующей действительностью, взбешенной его дерзким посягательством на свою
хаотическую сущность… Может, тот, кто попробовал обуздать ее однажды, у кого
хватило храбрости продолжить это уже после того, как зловещие тучи начали
сгущаться над его головой, не может просто так сойти с пути? Или же ему это
сойдет с рук, но с этих пор его жизнь превратится в нечто абсолютно заурядное,
серое, в ней больше не случится никогда ничего необычного, волшебного,
необъяснимого, потому что сюжет будет оборван, а на герое поставят крест?
Значит ли это, что он не просто не имеет права, но уже не
может теперь отступить со своего пути? Вот она, судьба? Судьба, в которую он не
верил, и не верил только потому, что не умел воспринять правильно происходившее
с ним, не умел прочесть знаки, стоящие вдоль его пути, и продолжал наивно
считать уходящий к далеким горизонтам проложенный специально для него тракт —
путаным переплетением заброшенных тропинок, ведущих в разных направлениях?
