Все они занимались своими делами, по большей части бессмысленными: переставляли с места на место горы грязной посуды, таскались взад-вперед по коридору, то входили в комнаты, то выходили из них, рылись в коробках, выставленных наподобие гробов в коридоре, выкрикивали проклятья детям, проносящимся на велосипедиках, бросались тапками в удирающих кошек, а потом подолгу бродили в одном тапке, тщетно пытаясь разыскать второй.
Ни один из них не замечал Авденаго, как и предсказывал Моран.
«Квартиры не должны быть такими старыми, — думал Авденаго. — Во всяком случае, в Петербурге. Слишком много людей. Это как старинный отель с привидениями. Каждый номер хранит какую-нибудь давно забытую трагедию».
— Ты прав, — тихо проговорил женский голос, и тонкая прохладная ладошка скользнула в его руку. Она с сожалением прикоснулась к рубцу, мимолетно тронула кольцо на пальце.
Авденаго моргнул и увидел девушку. В отличие от других жильцов квартиры, она видела его. И он тоже ее видел.
Она напоминала чахоточную бедняжку из какого-нибудь романа Достоевского: тощенькая, с серыми тонкими волосами, свисающими вдоль впалых щек, с бледненькими глазками.
— Ты кто? — спросил Авденаго.
— Юдифь.
— А я — Авденаго.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в лоб. У нее были сухие колючие губки.
— В чем же я был прав, Юдифь?
— В своих мыслях, — ответила она.
— Ты читаешь мысли?
— Только те, которые на поверхности.
— Ясно, — вздохнул Авденаго. — Хотелось бы еще выяснить, это я от природы такой примитивный или общение с Мораном сделало меня прозрачным. Так, дополнительные данные, необязательные. Просто лишняя информация к размышлению.
— Для меня это безразлично, — отозвалась Юдифь. — Я увидела одну твою мысль, а другую могу и не увидеть.
— Да у меня мыслей-то столько не наберется… — Авденаго покрепче взял Юдифь за руку и потянул прочь из кухни, куда только что проникла низкорослая старуха в синем арестантском ватнике. — Ты здесь живешь? Пойдем к тебе в комнату.
Юдифь опять прочитала его мысль, потому что сказала:
— Да ты ее не опасайся. Она Евфросинья.
— И что это объясняет?
Юдифь нахмурила серенькие бровки, и ее гладенький лоб побежал морщинками.
— А это должно что-то объяснять? Просто ты не бойся, вот и все.
— Идем к тебе, — попросил Авденаго. — Надоело на кухне торчать.
Но Юдифь по-прежнему не двигалась с места.
— У меня нет комнаты, — сказала она наконец.
— Где же ты живешь? В коридоре?
После всего, что случилось с Авденаго у Морана, молодой человек допускал абсолютно любую возможность. Или почти любую…
— Я живу между обоями, — сказала Юдифь. — Ты слишком круглый, ты не поместишься. Лучше будем гулять по коридорам.
Они вышли из кухни и двинулись по бесконечному тоннелю между шубами, детскими санками, колясками без колес, банными шайками и облезлыми зеркалами. Иногда зеркала отражали их обоих, иногда — только Авденаго, а некоторые — только Юдифь. Интерьер квартиры, попадая в зеркала, становился еще более мертвым.
— Здесь есть банная шайка, которую не снимали с гвоздя с 1947 года, — сообщила Юдифь. — Хочешь посмотреть?
Авденаго пожал плечами.
— Не особенно… А тебе интересно жить между обоями?
— Почему ты спросил? — насторожилась девушка.
— Просто это какое-то не слишком обычное место для жилья, вот и спросил. Без всякого осуждения, ты не думай. Люди в бочках ночуют или под мостами, а ты все-таки нашла крышу над головой…
— Между обоями много разных интересных штуковин спрятано, — сказала Юдифь. — Номера телефонов, булавки, газеты, фотографии. Вот когда ты находишь где-нибудь старый телефонный номер, тебе ведь непременно хочется набрать его и посмотреть, что из этого получится?
— Не знаю, — сказал Авденаго.
Он немного растерялся.
— Только не говори, что никогда не видел старых номеров, — разволновалась Юдифь. — Ну, таких, — она принялась выписывать пальчиком в воздухе, — А-52-665. Видел такие?
— Нет, — признался Авденаго.
Она принялась теребить прядки волос, то закладывала их за уши, то опять выдергивала.
— Это невозможно, — выговорила наконец Юдифь. — Все знают такие номера. Иногда набираешь — и слышишь ответ. Здесь есть телефонный аппарат, по нему можно звонить. Он принимает старые номера.
— И что отвечают?
— Например: «Алло». Или: «Кажется, я просила вас больше сюда не звонить». По-разному отвечают. Зависит от того, на кого попадешь. Иногда просто дышат в трубку и молчат.
— А сюда кто-нибудь звонит? — спросил Авденаго.
— Только Джурич Моран.
Авденаго вздрогнул и выдернул руку из ладошки девушки.
— Только не говори, что ты… тоже создание Морана.
— Нет, я всегда здесь была. Я ведь уже сказала тебе, что живу между обоями. А разве ты — создание Морана?
— С чего ты взяла? — буркнул он.
— Ты сказал — «тоже». Что я — «тоже» его создание… — Юдифь рассматривала Авденаго с новым интересом. — Моран сообщил о твоем прибытии, но вовсе не предупреждал, что ты будешь таким.
— Каким?
— На такой вопрос существует тысяча ответов. Человек никогда не исчерпывается одним словом, это закон. — Юдифь пожала плечами. — Например, я не ожидала, что ты окажешься молодым. — Авденаго был уверен, что она нарочно не прибавила «и симпатичным». — Прежде я почему-то считала, что все его творения — старые и неприятные.
— Почему? — оскорбился поневоле Авденаго.
— Потому что Моран Джурич до одури любит русских классиков, — растолковала Юдифь. — А у русских классиков все персонажи — какие-то неприятные старики, которых полагается жалеть. Вот еще, делать мне нечего — жалеть их. Я на таких, знаешь, насмотрелась! Меня хоть вешай, жалеть их не стану.
Она вздернула нос, всем своим видом выражая упрямство и возмущение.
— Нет, — сказал Авденаго, — на самом деле Моран любит Достоевского, а у Достоевского почти все персонажи молодые. И про Раскольникова прямо написано, что он был «замечательно хорош собой». Ну и Соня, я думаю, тоже ничего была, а Дунечка — просто красавица.
— Ты любишь Достоевского? — удивилась Юдифь.
— Не я, а Моран, — поморщился Авденаго. — Он меня экзаменует. Заставляет чуть ли не наизусть учить.
— Ясно, — сказала Юдифь. Авденаго хотелось бы думать, что сочувственно.
Он решил уточнить кое-какие обстоятельства и спросил:
