Едва лишь оказавшись на надежной площадке, Авденаго внимательно осмотрелся по сторонам. Он подолгу задерживал взгляд то на одном рабочем, то на другом, а потом опускал веки и терпеливо прислушивался к себе.
Но слышал лишь молчание. Сердце не отзывалось ни на одну из картин.
Может быть, будь хоть кто-то из этих существ без бороды, в джинсах и свитере, Авденаго и испытал бы к нему родственные чувства. Но все они были облачены в грязно-коричневую рванину, все заросли волосом и были покрыты пылью и комками глины. Ни цвет кожи, ни разрез глаз не воздвигает таких непроходимых барьеров между людьми, как проклятые категории «умытости-неумытости», «бородатости-безбородости», «оборванности-ухоженности». Негр и белый гораздо больше похожи друг на друга, нежели умытый и чумазый. Да что там негр — тролль гораздо ближе белому человеку, если тролль добротно одет и пахнет приятно: горьким дымком и шерстью дикого зверя.
Вот почему Авденаго упорно не признавал в рабочих с тачками своих собратьев по расе. «Если они люди, — решил он после того, как очередное костлявое существо протащилось мимо, звеня цепями и сверля землю угрюмым взглядом, — то я, очевидно, нет. Хвала Пяти Ветрам, что это так!»
Они остановились перед входом в ту пещеру, которая причиняла Тахару столь невыносимые страдания.
— Не хочешь ли заглянуть внутрь? — осведомился Тахар.
— Мне не хотелось бы проделывать путь в темноте без провожатого, — ответил Авденаго.
— Я буду твоим провожатым!
— Ты ведь мучаешься, когда приближаешься к медной жиле, — возразил Авденаго. — Было бы невежливо подвергать тебя лишним страданиям.
— Подвергаться страданиям — мой долг, — ответил Тахар. — А ленивые и неблагодарные скоты этого не понимают! — Он погрозил кнутом веренице рабочих, проходивших с тачками по дорожной спирали. — Думают, что только они одни здесь мучаются. Воображают, будто жизнь должна вообще протекать без мучений.
— Жизнь никому ничего не должна, — изрек Авденаго.
— Образ мыслей, достойный тролля, — в очередной раз похвалил его Тахар.
«Не слишком ли часто он это повторяет? — подумал Авденаго. — Наверное, он ужасно хочет мне угодить…»
От этой мысли сладкое тепло разлилось у Авденаго по кончикам пальцев.
Все-таки здорово быть могущественным.
Если бы он был ничтожным, его улыбка не стоила бы и гроша — ее бы просто никто не замечал. А так от его улыбки расцветают счастьем лица. Ну, по крайней мере, одна троллиная физиономия.
Тахар снял со стены факел, зажег его, и они углубились во тьму тоннеля.
Сначала Авденаго не видел ровным счетом ничего, кроме каменной стены и грубых бревенчатых подпор. Оранжевое пламя факела все время прыгало впереди, так что глаза начинали болеть от чересчур яркого света.
Затем тоннель немного расширился, подпор стало больше, и замелькали другие огоньки. Теперь Авденаго видел гораздо лучше. Полтора десятка факелов были воткнуты в специальные держатели на стене. Они озаряли большую пещеру, в которой стоял страшный грохот: там трудилось больше десятка рабочих. По дну пещеры когда-то протекала река, но теперь она вся была завалена пустой породой и песком. Под ногами хлюпало и чавкало и изредка, пробившись в микроскопическую паузу между ударами молотков о камень, доносилось журчание подземной воды.
Авденаго видел, что камень действительно поддается с трудом. Люди отбивали кусок лишь после долгих усилий.
— Это здесь, — сказал Тахар, с тоской втягивая ноздрями воздух. — Я чую ее запах, она проникает ко мне в кровь и — о-о! — причиняет боль.
Он с силой хлестнул по плечам рабочего, оказавшегося ближе других.
— Слыхал? Я страдаю, ты, бездельная тварь! Я страдаю! Я страдаю, а тебе и дела нет! Ты не страдаешь! Ты ленишься! Ты не хочешь прекратить мои страдания!
— Оставь его, — сказал Авденаго, морщась. От рабочего пахло слишком резко. «Наверное, это запах страха, — подумал Авденаго. — Запах бессильной человеческой злобы. Они все тут злые».
— Он не страдает, — почти жалобно сказал Тахар.
— Я буду страдать вместе с тобой, — утешил его Авденаго. — Нарочно приму какое-нибудь снадобье, чтобы вызвать у себя запор. Хочешь?
— Очень хочу, но… это слишком большая честь для меня!
— Ничего, — сказал Авденаго. — Я ведь потом уеду на Великий Камбай и сразу же приму другое снадобье, чтобы восстановить пищеварение.
— Все равно, это великая жертва.
Они обменялись дружескими тычками, и вдруг Авденаго громко чихнул. Тахар нашел это восхитительным и расхохотался. А пещера отозвалась едва слышным гулом.
Если бы Авденаго по-прежнему оставался в полной мере человеком — и ничем, кроме человека, — он не почувствовал бы этого гула; но в своем нынешнем состоянии он обостренно воспринимал малейшие изменения в окружающем мире. Может быть, то давал о себе знать один из даров Морана Джурича.
Очевидно, Моран все-таки заботился о том, чтобы его «экстремальные туристы» не погибали в чуждом для себя мире. По крайней мере, не погибали сразу. Благодаря полученному от Морана бонусу, они ухитрялись закрепиться и продержаться некоторое время. Не снабжай Моран своих подопечных некоей толикой «харизмы» или, быть может, таинственных умений, их скорая и бесславная смерть была бы просто неизбежной.
Гул осторожненько прохаживался в толще горных пород и не спешил повышать голос и предупреждать об опасности. Он копил силы, чтобы то, что его породило, обрушилось на головы внезапно.
— Уйдем отсюда, — сказал Авденаго и стукнул Тахара кулаком между лопатками. — Быстрее.
Тахар скривился. Его оранжевые зубы блестели от слюны.
— У меня приближается приступ, — прохрипел он. — С моей стороны было слишком самоотверженно приводить тебя сюда. Ты прав — пора уходить.
— Сейчас оно обрушится, — ответил Авденаго. — Я, собственно, это имею в виду.
— Что обрушится? — Тахар покачал головой. — Увы! Если бы! Я охотно претерпел бы любые связанные с этим неудобства, но… Запоры так внезапно не проходят. На этот счет можешь не волноваться.
Он погладил себя по животу, пытаясь успокоить вздувшийся кишечник.
— В пещере готовится взрыв, — объяснил Авденаго. — Я это ощущаю… — Он остановился, прикидывая, как бы получше объяснить собеседнику то, что с ним происходит. — Как будто у меня внутри большой барабан, и он гудит.
— С тех пор, как я надзираю за этим карьером, в пещерах ничего и никогда не взрывалось! — объявил Тахар. — Случается, оно просто так рухнет, но это — из-за слабых опор.
— Гудит, — сказал Авденаго. — Я хочу уйти. Я хочу, чтобы ты пошел со мной.
И двинулся к темному тоннелю.
— Погоди, — остановил его Тахар. — Если ты чувствуешь близость обвала, значит…
