— Нет, — заключил он, напоследок пригладив гриву, — я на нем верхом не поеду. Это невозможно. Полностью исключено. Моя задница определенно натрет ему спину. У него деликатная спина.
Авденаго обтер ладонь об одежду — грива конька оказалась сальной на ощупь.
— Надо телегу! — понятливо поклонился услужающий тролль. — Я передам господину Тахару!
— Передай, передай, — Авденаго сунул пальцы за пояс (это по-прежнему была веревка, но теперь Авденаго вполне оценил ее по достоинству: у большинства рабочих на карьере не было вообще никакого пояса, и одежда на них болталась, как тряпка на палке, а пояс, даже такой примитивный, придает фигуре хоть какое-то благородство).
Вскоре прискакал и господин Тахар, еще издали целуя свой кулак и показывая его Авденаго.
Тот в ответ также приложил костяшки пальцев к губам и кивнул.
— Слыхал я, ты полюбил подаренную мною лошадь! — закричал Тахар.
— Точно! — сказал Авденаго. — Теперь я готов полюбить и телегу.
— Телегу?
— А что, есть карета?
— Карета?
— Ты ведь не возишь руду с карьера в карете?
— В карете?
Авденаго решил задать вопрос немного иначе:
— У твоей телеги есть крыша?
— Иногда. Если ее установить.
— Значит, это карета.
— Карета?
Круг замкнулся.
— Ты готов подарить мне и телегу?
— Вопрос в том, готов ли ты будешь вернуть мне карету после того, как все дела в Комоти у подножия Комоти завершатся, — медленно проговорил Тахар.
— Между прочим, это ведь я исцелил тебя от хронического несварения, — напомнил Авденаго.
Тахар покачал головой.
— Нет, исцелил меня взрыв, а ты только спас мою жизнь.
— Да, это разные вещи, — согласился Авденаго.
— Я должен понять, которая из них стоит кареты, — сказал Тахар задумчиво.
— Телеги, — поправил Авденаго.
— Телеги? — удивился Тахар.
— Послушай, — сказал Авденаго, — я забыл напомнить: помимо телеги, мне необходим еще слуга.
— Только не тролль! — разволновался Тахар.
В его взгляде вдруг появилась опасливая вороватость. Он явно боялся, что гость захочет еще что-нибудь, а он, Тахар, не посмеет отказать — и потом полжизни будет жалеть о подаренном.
— Отдай мне одного из рабочих, — сказал Авденаго. — Их у тебя много, и ты, как я погляжу, не особенно ими дорожишь.
— Точно, — Тахар вздохнул с явным облегчением. — Это ты точно заметил. Дорожить тут особенно нечем, а после того, как Серая Граница пришла в движение, недостатка в пленных не бывает.
— Хорошо.
Они помолчали, обменявшись понимающими улыбками.
Потом Авденаго опять заговорил:
— Ты ведь понимаешь, что я не могу явиться на Великий Камбай пешком и совершенно один. Это выглядело бы так, словно я — голодранец, и ровным счетом ничего не стою.
— Верно, — кивнул Тахар. — Именно так это бы и выглядело.
— Но я же не могу так выглядеть!
— Не можешь, — с некоторым сомнением в голосе подтвердил Тахар. — Хотя когда ты пришел на мой карьер, ты выглядел именно так.
— Это дело прошлое, — с напускной беспечностью Авденаго махнул рукой. — А теперь — дело настоящее. Они разные. Два совершенно разных дела.
— Точно.
— Точно.
Собеседники опять выдержали паузу, позволяя сказанному усвоиться.
— Как ты думаешь, — произнес Авденаго тихо, — кто победит на Великом Камбае?
— Для меня теперь важно, чтобы ты остался в живых, — задумчивым тоном откликнулся Тахар. — Ведь у тебя моя лошадь и моя карета.
— Телега.
— Телега с крытым верхом — это карета. У тебя моя карета.
— Кто победит на Великом Камбае? — повторил Авденаго.
— Ты умеешь задавать вопросы, — похвалил Тахар.
— А ты умеешь отвечать.
— Разве?
— Если ответишь — я именно так и скажу.
— В таком случае, я считаю, что следует прибиться к Нитирэну. Он самый жестокий, самый косматый, самый рослый из всех. И у него в глазах — два солнца.
— Имея такие приметы, я бы и сам догадался.
— У тебя не было примет. Они были у меня, — надулся Тахар.
— Следовательно, ты умеешь отвечать на вопросы, — заявил Авденаго.
Тахар сказал:
— С другой стороны, Эхуван — самый толстый из всех, и волос у него рыжий, а это большая редкость у народа троллей и очевидный признак грядущей удачи.
— Хочешь намекнуть, что имеет смысл поставить на Эхувана?
— Многие так и поступят, — заверил Тахар.
— Ага, — кивнул Авденаго. — Я буду помнить и о рыжем волосе. Редкий цвет волос может обернуться истинным сокровищем.
— Говорят, — задумчиво молвил Тахар, — однажды Эхуван срезал огромную прядь своих волос и засунул ее в горло побежденному врагу, отчего тот и умер. Но его похоронили с почестями, потому что принять смерть от рыжего волоса — еще большая редкость, нежели обладать таковым.
— Серьезный соперник для Нитирэна, — согласился Авденаго.
— И очень благородно обошелся с побежденным врагом, — прибавил Тахар.
— А что стало с тем клоком волос? — спросил Авденаго.
— Его извлекли из горла мертвеца и связали в бунчук. Племя погибшего носит этот бунчук на самом толстом своем копье.
— Умно, — похвалил Авденаго.
— Вот и я говорю — умно, — подхватил Тахар. — Что до третьего соперника, Таганы, то он обладает непревзойденными клыками. Они выходят из его рта на длину целого пальца! Их цвет — ярко-желтый, и ими он способен разгрызть камень размером с голову младенца.
— Да уж, — сказал Авденаго, — плохо тому придется, кто встанет у него на пути.
— Если Тагана победит на Великом Камбае, — кивнул Тахар, — то черепа своих соперников он разгрызет с той же легкостью, что и камни.
— Однозначно.
— Нет сомнений.
— Точно.
— Ага.
Тахар сказал:
— В первый раз в жизни встречаю собеседника, которому разговор со мной был бы по плечу.
Авденаго поцеловал свой кулак и ответил:
— В первый раз в жизни слышу подобное.
Тахар кивнул.
— Рад угодить. Какого слугу ты хочешь?
— Да ведь выбор-то невелик, — поморщился Авденаго. Ему претила мысль отправляться в Комоти вместе с каким-то незнакомым человеком, но выбора не было: если он хочет преуспеть по эту сторону Серой Границы, ему надлежит выглядеть важной персоной. — Кого бы ты мне ни указал, все будет человек, и ничто иное.
