Он еще раз обшарил безвольное тело Авденаго и действительно обнаружил еще один трофей — довольно сносную рубаху бурого цвета.
Этиго забрался под телегу и устроился спать на земле. Рубаху он свернул и сунул себе под голову.
Хозяина и слугу разбудил оглушительный рев множества труб. Одни трубы рыдали гнусаво, другие, напротив, верещали пронзительными голосами, как будто их щекотали. Воздух наполнился звуками, такими густыми, что даже дышать сделалось трудно.
Авденаго сел, сладко потянулся, с удовольствием обнаружив полное отсутствие похмелья, и заглянул под телегу.
— Этиго! Ты здесь?
— Да.
— Нашел рубаху?
— И еду. Все съел.
— И рубаху?
— Ох.
— Выбирайся на поверхность, я хочу поговорить. Неудобно вниз головой висеть.
Этиго вылез и предстал перед хозяином. Трубы все еще гудели, собеседникам пришлось кричать, чтобы слышать друг друга.
— Сейчас будет поединок, и я должен прибыть туда, — сообщил Авденаго. — Во всей красе.
— Понял, — буркнул Этиго.
— Что?
— Я понял! — повторил Этиго громче.
— Обвяжись вокруг груди тряпкой, чтобы не натирало, а сверху надень рубаху. Будет прилично.
— Чья рубаха?
— Твоя!
— Нет, была чья?
— Одного тролля! Я подрался! — доложил Авденаго, красуясь. — Начистил ему рыло по всем правилам. Господи, да я впервые в жизни кого-то по-настоящему отколотил.
— Наверное, он нарочно поддался, — сказал Этиго.
Авденаго даже подпрыгнул от негодования.
— У троллей так не принято!
— Угу, — сказал Этиго.
Авденаго помог ему одеться, затем взялся за упряжь. Этиго следил за ним угрюмым взглядом.
Авденаго перехватил этот взгляд.
— Готов?
Этиго пожал плечами.
— Выбора нет. Готов.
— Это в последний раз, — обещал Авденаго.
— Разве что Нитирэн проиграет… — совсем тихо пробормотал Этиго, так что хозяин его не расслышал.
Нынешнее собрание троллей отличалось от всех предыдущих. Дружескими приветствиями обменивались только единомышленники — сторонники одного и того же претендента. На тех, кто занял противоположную сторону, смотрели с ненавистью, как на самых лютых врагов. И это — при том, что еще накануне вечером все вместе пили и ночевали вповалку у костров, нисколько не опасаясь за свою жизнь.
Все тролли, у кого имелись повозки, прибыли к месту поединка в своих экипажах и оставались в них или верхом, чтобы подчеркнуть свое богатство и высокий статус.
Авденаго тоже застыл на телеге. Конек был выпряжен. То и дело он встряхивал гривой и бросал на хозяина укоризненные взоры, — ему не нравился шум. Этиго был запряжен в телегу один. Авденаго велел ему стоять так, чтобы видны были поводья, — подавшись вперед. «И сделай страдальческое лицо, потому что я, учти, очень жесток».
Последнее распоряжение вызвало у Этиго раздраженное фырканье: «Не сомневайся, притворяться мне не придется». И он действительно вытянул шею с напряженными жилами и искривил лицо в гримасе боли. Авденаго поймал один или два завистливых взгляда из толпы, и на душе у него удивительно потеплело.
Крики собравшихся становились все громче. Оскорбления и проклятия так и сыпались.
— Нитирэн — разноглазая баба!
— Эхуван — жирное дерьмо!
— Нитирэн — сын обглоданного мосла и навозной кучи!
— Эхуван — сын набедренной повязки и жабы!
— Нитирэн и горохом может поперхнуться!
— Эхувану и пернуть сил не хватит!
Свист, топот, стук кулаков и костей о деревянные палки были оглушительными.
Затем раздался низкий рокочущий гул. Этот новый звук наполнил всю долину и поглотил все прочие шумы. Удар за ударом падали на туго натянутую кожу гигантского барабана. Два тролля по очереди опускали на барабан колотушки. Оба барабанщика были совершенно голыми — всю их «одежду» составляли ярко-оранжевые узоры, которыми они себя разрисовали. Шерсть, обычно покрывающая троллиные тела, очевидно, была срезана — вряд ли она отсутствовала изначально. Не существует «лысых» троллей.
Наконец барабанщики прекратили бить, и наступила тишина, в которой медленно умолкал растревоженный барабан.
Толпа расступилась, и на середину круга вышли двое соперников.
Они были великолепны: Эхуван с копной ярко-рыжих волос, с гигантским брюхом и слоем жира на могучих мускулах, и черноволосый Нитирэн, высоченный, с идеальным треугольником спины и длинными, полными мощи руками. Руки эти опускались почти до самых колен и были удивительно красивы. Их форму можно было назвать безупречной.
Они обошли барабан, позволяя осмотреть себя со всех сторон. Воцарилось полное безмолвие. Соперники сделали несколько кругов, а затем один из барабанщиков ударил в барабан.
Повинуясь команде, Эхуван и Нитирэн одновременно разорвали на себе одежду и бросили ее на землю. Восхищенный вздох прокатился по толпе. Два или три тролля перебрались из лагеря Нитирэна в лагерь Эхувана.
Стоя неподвижно в своей телеге, Авденаго не сводил с Нитирэна взгляда. Он заметил, как золотые зрачки в глазах Нитирэна разошлись в разные стороны: тролль явно проследил за каждым из ренегатов. Он ухитрился увидеть их всех одновременно — и наверняка запомнил.
А затем неожиданно Нитирэн устремил взор всех четырех своих зрачков на Авденаго. Это длилось лишь миг.
Взревели трубы. На барабан водрузили деревянное блюдо, на которое горой была навалена снедь. Мясо, поданное к этому столу, было плохо прожарено, с некоторых кусков даже капала кровь. Хлебные лепешки оказались полусырыми и липли к пальцам, фрукты — неспелыми.
Соперники бросились к барабану и торопливо принялись поглощать угощение. Они рвали мясо зубами, запихивали в рот огромные куски лепешек, заталкивали то, что не вмещалось, кулаками, пропихивали себе в глотку пальцами. Они чавкали, чмокали, грызли, двигали челюстями, и пару раз, как заметил Авденаго, в спешке даже прикусили себе руки.
Еда убывала с поразительной быстротой. То один, то другой тролль останавливался, чтобы рыгнуть и перевести дух, но затем вновь набрасывался на пищу. Они жрали так, словно до с их пор отчаянно страдали от голода.
Никакого питья им подано не было. Время от времени к подносу подходил тролль с кувшином и поливал яства жидким жиром, вытопленным из барашка.
Один раз Авденаго показалось, что Нитирэна сейчас стошнит. Авденаго закрыл глаза, чтобы не увидеть этого. Возможно, если одного из противников вывернет наизнанку, поединок будет считаться оконченным. И тогда все завершится очень плохо — для Авденаго и многих других.
