— Вулкан, — пробормотал Авденаго. — Но как она узнала?
— Она — Черная Комоти, — был торжественный ответ Нитирэна.
Огромный тролль выпустил Авденаго и чуть отошел от него. Нитирэн стоял один, широко расставив ноги и вскинув над головой руки. Темное лицо его было залито багровым светом, зрачки застыли в узких раскосых глазах — четыре пылающих точки, — орлиный нос нацелился в небо.
Одежда Нитирэна была испачкана, кисти рук распухли, на одном из запястий до сих пор болтался обрывок веревки. И все же он был самым великим из всех земных владык, какого только мог вообразить Авденаго.
Ощущение мощи и величия захватили Авденаго, ему захотелось смеяться и кричать. И вдруг он, как будто со стороны, услышал собственный голос: он действительно смеялся и кричал! Все, что окружало его в этот миг, наполняло его ликованием, сдерживать которое не было никакой возможности. Все: и вулкан, готовый излить в долину потоки лавы, и хмурый, как будто разъяренный рассвет, и великолепный тролль, и обжигающий легкие ветер.
Земля загудела.
— Теперь все знают, — провозгласил Нитирэн. — Барабан нашей земли проснулся, и весь народ знает о моей победе. Ты — мой дахати. Я не ошибся в тебе.
— Ты выбрал меня… из-за веревки? — тихо спросил Авденаго. — Из-за того, что у меня вместо пояса была прочная веревка! Ты сильно рисковал, Нитирэн.
— Но ведь я оказался прав, — сказал Нитирэн.
Авденаго запрокинул голову и посмотрел своему господину в лицо.
— У тебя больше выдержки, чем у бедного Эхувана.
— О, Эхуван — поистине бедный! — засмеялся Нитирэн.
Глядя на него, засмеялся и Авденаго. Никогда в жизни ему еще не было так хорошо. Он вдруг понял, что за все восемнадцать лет ни разу еще не встречал человека, с которым можно было вот так смеяться. Просто от радости, от хорошего настроения.
— Холодная вода после жирной пищи легко может убить тебя, — прибавил Нитирэн. — Эхуван понадеялся на свой крепкий желудок. Впрочем, я знал, что у Эхувана — очень крепкий желудок. Мне доводилось наблюдать за Эхуваном на пирах. Он в состоянии выпить холодной воды после жирной пищи и остаться в живых. Поэтому я и отравил воду.
* * *
Под рокот отдаленного грома, в облаках, пронзаемых солнечными лучами, возвращался Нитирэн из храма Черной Комоти к остальным троллям, в долину, на место Великого Камбая. Нитирэн шел пешком, высоко подняв голову, а рядом с ним то важно вышагивал, то бежал, догоняя своего господина, его низкорослый дахати, некий Авденаго, о котором никто ничего не мог сказать, кроме того, что он носит на пальце кольцо Морана Джурича.
Заревела одна труба, затем другая, третья… Скоро весь лагерь наполнился гнусавым их воем. Застучал, затрясся барабан, но его звук тонул в громах, разрывающих воздух над горой Комоти.
Окруженный своими сторонниками, Нитирэн медленно продвигался к самому центру Великого Камбая. Авденаго не отходил от него ни на шаг: в обязанности дахати, как он скоро выяснил, входило принимать дары, предназначаемые для господина. Потом те дары, которые господин по какой-то причине отвергнет, дахати может забрать себе. Таков обычай.
Скоро Авденаго уже сгибался в три погибели под тяжестью плащей, шуб, поясов, шкур, шлемов, чаш, высушенных голов, бунчуков, пряжек и прочего добра. «А телега моя — далеко уже», — подумал Авденаго рассеянно. Ни о рабе, ни о коне он не печалился так сильно, как о своей телеге, такой надежной, такой прочной, такой безотказной! В опилки можно было бы закопать столько ценностей!
Для Нитирэна тем временем соорудили трон. Времени на строительство настоящего сиденья не оставалось — гора Комоти пробудилась, и Черная Комоти готова была уже вырваться в долину. Поэтому-то, согласно обычаю, для возведения трона верховному правителю были использованы тела его верных соратников. Пять сторонников Нитирэна встали на четвереньки, на их спины положили мягкую шкуру, а поверх забрались еще трое, и вот на их-то спинах и утвердился Нитирэн.
Считалось, кстати, весьма почетным держать на своей спине правителя, поэтому самые мощные тролли претендовали на эту роль; они даже передрались и надолго задержали бы церемонию, если бы Нитирэн сам не выбрал восьмерых и не приказал остальным отойти и смириться.
С высоты своего живого престола Нитирэн провозгласил себя правителем и отдал первое распоряжение.
— Эхуван, — сказал он, — был силен и жесток, но невоздержан и самонадеян. Кроме того, он полагал, что для правителя великого народа довольно одной только телесной крепости. Поэтому Эхуван мертв!
Он выждал немного и потом прибавил:
— Многие великие правители, восходя на живой престол, начинали с казни всех, кто поддерживал их соперников. Я не желаю быть исключением! Я желаю быть великим правителем! — Он поднял руку и начал указывать то на одного тролля, то на другого: — Взять! Взять! — повторял Нитирэн.
Авденаго поразился его зрительной памяти: Нитирэн точно помнил тех, кто был самым горячим сторонником Эхувана, и не из расчета, а совершенно искренне. Кроме того, Нитирэн безошибочно выделил из толпы предателей — перешедших на сторону Эхувана в самый последний момент.
Всего набралось четырнадцать обреченных. Тролли говорили между собой, что это — на диво немного и что Нитирэн воистину велик, если не страшится оставлять рядом с собой возможных врагов.
— Среди нашего народа у меня не может быть врагов! — сказал Нитирэн. — Я не побоюсь пройти и последнее испытание, и мой дахати тому свидетель!
Авденаго, к которому неожиданно обернулись все лица, приосанился, слегка покраснел и, стараясь сохранять невозмутимый вид, кивнул.
Обреченные тролли пытались вырваться, один даже вывернулся из удерживающих его рук и побежал, но скоро был настигнут, связан и брошен к подножию трона.
— Всех — к земле! — распорядился Нитирэн и сошел с трона.
Послужившие ему тролли были щедро одарены из рук дахати правителя, после чего разошлись, похваляясь трофеями.
Осужденных швырнули на землю и, чтобы не тратить времени, пригвоздили к ней дротиками. Большинству пробили руки и ноги в нескольких местах, а одному случайно попали в шею — этот умер сразу. Остальным предстояло ждать прихода Черной Комоти.
Грохот нарастал, небо над горой заволакивало. Пора было уходить.
Авденаго уезжал на той же телеге, что и Нитирэн. Телегу эту везли две крупные лошади. Нитирэн сам правил ими. Авденаго сидел рядом, скрестив ноги, на горе шкур. Одну он набросил на плечи, потому что от испачканной одежды он поспешил избавиться.
Земля тряслась, однако кони и ухом не вели. Шли себе совершенно спокойно, как будто ничего особенного вокруг не творилось.
Вся долина была заполнена троллями. В телегах, верхом, пешие — все они двигались вперед, уходя от извержения вулкана, возвращаясь вместе со своим новым правителем. Зрелище было поразительным. Авденаго вдруг осознал смысл той пустоты, в которой он путешествовал, двигаясь к Великому Камбаю: пустота эта должна была наполниться, для того она и существовала.
