Она вбежала в лабораторию лишь на миг, схватила камеру и вернулась в комнату. Теперь все хорошо. Она установила «полароид» на столе, навела на цель, а сама вспорхнула на диван и приняла «простонародную» позу: подбоченилась, прихватив рукой юбку, вскинула подбородок, улыбнулась.
Вспышка резанула по глазам, так что девушка на миг ослепла. Потом ее затошнило, как от сильной головной боли, а миг спустя она упала с дивана.
В колючий куст.
И тут же над головой раздался бешеный лай собаки…
* * *
Джурич Моран понимал одно: его обманули. Он еще не нашел объяснений случившемуся, но в том, что имело место мошенничество, больше не сомневался. Деянира провернула какое-то дельце и скрылась. Коварная, хитрая девчонка! И как он мог поверить ей настолько, чтобы вручить ключ от собственной квартиры! Да еще рассказать об Истинном Мире!
— Что ты сделала с моей вышивкой? — закричал он, обращаясь к бессловесной стене. — Потаскуха! Ты украла мой безумный снег!
Его душили слезы, и одна опасно повисла на кончике носа, но Моран поскорее смахнул ее. В прошлый раз, когда он заплакал, его слезы прожгли большую дыру в мироздании. Нет уж, повторения не нужно. Своим нынешним положением он, по крайней мере, доволен. Не так, конечно, как если бы он сумел возвратиться в Калимегдан, но все же… Бывает ведь гораздо, гораздо хуже. Не стоит даже и представлять себе — насколько хуже и в чем это выражается. А здесь у него солидный бизнес, полно денег, полно клиентов, полно интересных впечатлений.
— Тупая коза, — сказал Моран, отсылая это обращение к отсутствующей Деянире. — Решила по ниточке меня обойти? Швабра белоглазая.
Он принялся убирать беспорядок в комнате. Вернул на место диван, отнес на кухню пиалу, снял со стола лампу, чтобы перестелить скатерть… и тут увидел, что на полу лежит «полароид».
К счастью, камера не пострадала. Но вот как она здесь очутилась?
Ответ возможен один: кто-то ее принес. Кто-то очень любопытный. Какая-то востроносая корюшка пробралась в лабораторию и принялась там шарить в отсутствии хозяина. Затем это комариное отродье нашло фотоаппарат и отдалось светлой идее запечатлеть свой дивный облик. Ну как потомки не узнают о том, что жила когда-то такая вот распрекрасная Деянира с волосами, как пакля, и носом, похожим на сучок на тонкой веточке!..
Ну и поскольку она у нас самая умная, то сфотографироваться решила на фоне своей вышивки… которую ни в жизнь бы не сделала, не будь на свете Джурича Морана, профессора и тролля из высших.
Моран аж взвыл, когда череда событий предстала перед ним в ослепительной и убийственной яркости. Именно так все и произошло. И он сам виноват, сам. Это он привел змею в собственный дом, пустил ее на свой диван. А теперь она исчезла с награбленным.
И, словно желая поставить точку в морановских рассуждениях, откуда-то прилетела и аккуратненько легла перед ним на пол цветная фотография. Моран уставился на нее, сражаясь с собственным отчаянием. В глубине души он все же надеялся на ошибку. Но ошибки не было, и сквозняк, образовавшийся от того, что на кухне распахнуло ветром форточку, издевательски придвинул фотографию поближе к Морану: вот же, вот, гляди получше!..
Ошибки нет. Она ушла. Еще и костюм на себя напялила!
Дура.
Джурич Моран взял снимок и как был в тапочках отправился к Ковалевым. Он даже не позаботился закрыть за собой входную дверь.
Глава пятая
Наверное, в замке шла какая-то интересная жизнь. Приезжали, к примеру, гости, устраивались пиршества, наверняка плелись интриги, кто-то в кого-то влюблялся, и какому-нибудь N это приходилось совершенно не по сердцу. Отвергнутые любовники, рыцарская поэзия, балы, черт побери.
Все это оставалось, во-первых, в романах сэра Вальтера Скотта, а во-вторых, в господских покоях, куда Деянире вход был настрого запрещен. Ее жизнь была ограничена кухней и небольшой каморкой, где она спала. Мирком Деяниры самовластно управляла Арэвала, Великая Кастелянша, божественная сухопарая кочерга со связкой ключей на поясе. Крупный нос, губы-ниточки, глаза-точечки, тощая жилистая фигура и очень крепкие кулаки, в чем Деянире пришлось убедиться в первый же вечер своего пребывания в замке, когда кастелянше показалось, будто новенькая ей дерзит.
Ошеломленно прижимая ладонь к разбитой губе, Деянира воззрилась на Арэвалу. Та высилась над девушкой, как телебашня, сплошные переплетенные жилы и нечеловеческая, железная сила.
— Послушайте, я скажу Броэреку… вы… распускать руки… — жалко пробормотала Деянира.
— Броэрек? — Арэвала скупо улыбнулась — дернула тонкими губами. — Броэрек? Можешь рассказать все, что сочтешь нужным. Гляди только, чтобы он тебе не добавил.
Деянира в ужасе смотрела на свою мучительницу.
— Вы меня ударили, — сказала она наконец. — Вы отдаете себе отчет?.. Я ведь не рабыня.
— Ну и что? — Арэвала пожала плечами. — Мне-то до этого какое дело? Работай, не дерзи, будь скромна, добросовестна, помалкивай, слушайся — и никто тебя пальцем не тронет.
Сочтя разговор исчерпанным, Арэвала толкнула локтем дверь, и открылась маленькая каморка, где валялось два матраса. Из прорех в чехлах торчала солома.
— Здесь будешь спать.
— Одна? — тихо спросила Деянира, на всякий случай держась так, чтобы Арэвала не смогла ее снова ударить.
— Водить к себе мужчин не возбраняется, — сказала Арэвала. — Только не шумите. Другим тоже надо отдыхать.
— Матрасов два, — указала Деянира. — У меня есть соседка?
— Второй просто некуда девать было, пусть здесь и хранится. Зашьешь дырки, заменишь солому. Возьми на конюшне, тебе дадут. Отдохни хорошенько. Работы всегда много, имей в виду.
И она ушла, держась очень прямо. Кочерга.
Деянира, как могла, обустроила свою комнатку. Там было темно — только крохотное окошечко, — но довольно уютно.
Широкая постель. Арэвала на следующий день после появления в замке Деяниры расщедрилась и бросила ей несколько покрывал, все дырявые, но плотные, так что солома больше не кусалась.
Работы, как и предупреждала кастелянша, всегда было много, и вся — тяжелая и нудная: чистить котлы, например, или стирать белье.
Возможно, раньше подобными вещами занимались галерники и военнопленные, размышляла Деянира, но слишком уж высока была среди них смертность, вот и приспособили к этому делу юных служанок. Другого объяснения она не находила.
В первые дни Деянира плакала по ночам от усталости. Страшные истории так и лезли ей в голову. Она представляла себе, как отупеет от тяжелого физического труда, как огрубеют ее руки и душа. Она разучится улыбаться, перестанет радоваться жизни, молодости, солнечному свету.
Когда она закрывала глаза, она видела котлы, которые нужно было оттирать землей. И никаких перчаток. Почему? На третий день Деянира решилась и попросила у Арэвалы иголку.
