Он выпустил ее пальчик, и к Деянир е вернулось дыхание.
— Чьей кровью? — пробормотала она.
— Кровь была повсюду, — сказал Евтихий. — Она выступала даже из коры деревьев. Мир плакал кровавыми слезами.
— Откуда ты знаешь, что Броэрек исчез?
— Там, в роще, очень многие умерли, — сказал Евтихий. — Но я могу отличить погибшего от пропавшего. Он не мертв. Сперва я думал, что он в плену, но это… не так. Там не брали пленных.
Деянира закопалась пальцами в его волосы. Жесткие и немного сальные на ощупь. Забавно, что у нее это не вызвало отвращения. Раньше она всегда брезгливо морщилась, если видела парня с немытой головой, но с этим Евтихием вообще все обстояло немного по-другому.
— Сколько еще секретов ты хранишь? — спросила Деянира.
Он шевельнулся под ее рукой.
— Никаких секретов, — заверил он. — Я разыскивал Броэрека. Но это подождет.
Она взглянула в окно.
— Ну вот, теперь свет действительно поменялся, и я больше не могу работать! — заявила девушка. — Пойдем, прогуляемся по городу. Покажу тебе достопримечательности. По правде говоря, здесь их мало, но ты ведь и этого не видел. Пара-тройка красивых домов, колодцы со статуями — не чета вашим, деревенским, такие изящные, а вода в них, бьюсь об заклад, не хуже…
Евтихий серьезно посмотрел на Деяниру.
— Для меня никто этого не делал, — признался он.
— Чего? — удивилась Деянира.
— Никто не показывал мне красивые дома.
— Здесь это не принято, — утешила она. — Люди не умеют наслаждаться красотой. Создавать — сколько угодно, а получать удовольствие — нет. Отдельный вид мазохизма.
Они вышли на улицу, и Деянира принялась болтать. Она рассказывала о домах и их обитателях, на ходу придумывала легенды, связанные с появлением той или иной фигуры на фасаде, изобретала чужие семейные предания: в ход пошли «Ромео и Джульетта» и «Преступление и наказание», причем все убиенные персонажи автоматически превращались в изложении Деяниры в призраков.
— Тебя обучали ремеслу сказителя? — спросил Евтихий.
— Просто у меня дар, — объяснила Деянира. — Один мой дар ты уже наблюдал, хотя это настрого запрещено — подглядывать за работой мастера, так что лучше помалкивай! А второй дар — сказительный. Здесь это редкость.
Она вдруг поняла, что хвастается, и ей стало противно, как будто она раскусила гнилой орех.
И тут с противоположного конца площади кто-то заорал:
— Эй, Этиго! Евтихий! Евтихий!
Евтихий вздрогнул и сжался, не глядя в ту сторону. А Деянира холодно заметила:
— По-моему, тебя зовут.
— Это не меня, — быстро ответил он.
— Евтихий, собачий сын! Евтихий, козье дерьмо! Я к тебе обращаюсь! Евтихий!
— Это не меня, — повторил Евтихий.
— Ты что, не слышишь? — надрывались там.
— Кто он? — спросила Деянира.
— Никто.
— Он тебя знает.
— А я его — нет.
— Он будет кричать и домогаться, пока ты не ответишь, — предупредила девушка. — В Гоэбихоне не любят шума, криков и вообще уличных скандалов. Лучше отвязаться от него сразу, а не прятать голову в песок.
— Я не хочу с ним разговаривать. Я ему больше не слуга. Он отпустил меня.
— Ты служил ему? — с любопытством спросила Деянира.
Ее удивила угрюмая тоска в его глазах.
— А если и служил? — тихо спросил Евтихий. — Это дело прошлое. Он отпустил меня, он мне больше не хозяин.
— Так вот оно что… — медленно проговорила Деянира. Она покачала головой. — Не бывает прошлого. Ничто никогда не уходит в прошлое окончательно и бесповоротно. То и дело былое набрасывается на тебя, как хищный зверь, из засады. Бывшие мужья, бывшие хозяева, бывшие подруги. Все это остается с тобой. Подстерегает, чтобы заявить на тебя свои права, когда ты меньше всего ожидаешь… — Она чуть подтолкнула Евтихия в спину. — Иди к нему. Иди и разберись, а потом возвращайся.
Он помялся, а потом попросил:
— Пожалуйста, не уходи. Будь рядом.
* * *
Выкормыш Морана. Такой же, как она, только более наглый. Деянире следовало догадаться об этом с самого начала. Тогда она бы не растерялась.
Но как ей вообще могло прийти такое в голову! Она почему-то считала, что в Истинном Мире может находиться только один человек от Джурича Морана. Только одна его креатура.
Самонадеянная болванка. Если бы стыд был пламенем, Деянира уже горела бы в самой его сердцевине.
Сперва — неумеренное хвастовство своими «дарами» (ну и что с того, что этот деревенский парень, бывший солдат, бывший пленник, слушал ее с обожанием! не насовсем же у него отшибло критическое чутье!), потом — встреча с человеком, которому Моран доверял, быть может, еще больше, чем самой Деянире…
Евтихий считает этого отвратительного типа своим хозяином. А тот между прочим, объявил, что вообще не считает себя человеком. И ведет себя как настоящий гоблин. Но если ему указать на это, начнет, небось, многословно и агрессивно объяснять, чем тролль отличается от гоблина. Как будто это не одно и то лее.
Назвался диким именем Авденаго. И еще прибавил с наглой ухмылкой:
«Евтихию следовало бы представить меня даме. Кажется, так делается в приличных домах Лондона?»
Деяниру аж передернуло. Сказал бы прямо — «я из Питера, меня прислал Джурич Моран». Кривляться-то зачем?
Интересно, а сам-то он догадался, с кем имеет дело, или просто так выпендривался, бескорыстно, чтобы только хватку не терять? И как вышло, что Моран озаботился отправить такого мерзкого жлоба в Истинный Мир? Никого получше не нашлось, что ли? «Приличные дома Лондона», надо же. Ничего, Деянира покажет ему «приличный дом». Прямо сейчас.
Она вытащила из рукава свой верный кинжальчик и сунула его в ладонь Евтихия.
— Выжди удобный момент и пырни его, — приказала Деянира.
Он глянул в ответ так испуганно, что у нее сжалось сердце.
— Неужели ты до сих пор его боишься? — сердито спросила она. — Он больше не хозяин тебе. Поверь мне, он ничего с тобой сделать не посмеет. Он — никто, а ты — мой друг.
Вот прямо так и брякнула — «друг»! Аж щеки полыхнули.
Евтихий молча покачал головой и взял кинжальчик. На миг их пальцы переплелись на рукоятке. Деянира смотрела на Евтихия умоляюще. «Не будь таким! — безмолвно заклинала она. — Будь храбрым. Будь свободным. Избавься наконец от страха перед этим человеком. Разве ты не видишь, что это обычный питерский парень? Старшеклассник, наверное, из выпускного класса. И ничего в нем нет особенного. Просто хулиган. Двоечник. Пара по физике, банан по химии, пятнадцать грамматических ошибок в сочинении, балл по ЕГЭ — тридцать пять из ста… Он — ничтожество. Ударь его ножом — увидишь, как он взвоет, как начнет корчиться и ныть! Убей свой страх, Евтихий. Ты ведь всегда был отважным. Ты — тот, кто мне нравится. Робкий с женщинами и смелый с мужчинами. Не разочаровывай меня, пожалуйста. Очень тебя прошу…»
