— А чем истинная пропасть отличается от мнимой, если они обе — пропасти? — заинтересовалась Енифар.
— Истинная непреодолима, а мнимая лишь выглядит таковой, — объяснил Арилье.
— Но как различить, где можно, а где не получится? — заволновалась Енифар. — Это не праздный вопрос, учти. Это очень важный ответ.
— Различить почти невозможно, и вот третья причина, почему я не стану и пытаться увидеться с Этгивой.
— А, ее звать Этгива, — подхватила Енифар.
— Не всегда.
— Объясни.
— Она — фэйри, — сказал Арилье.
Енифар вдруг замолчала. Она молчала так долго, что Арилье начал беспокоиться. Он протянул руку, нашел в темноте лицо девочки, провел по ее щеке. Так и есть — мокрая! Она плакала.
— Что случилось? — тихо спросил Арилье. Он обнял ее. Енифар безвольно привалилась головой к его груди. — Что с тобой, Енифар?
— Плачу, — ответила она сердито. — А что еще?
— Почему ты плачешь?
— Может быть, есть причина.
— Какая?
— Ты влюблен в фэйри.
— Я тебе уже объяснял…
Она гневно вырвалась из его рук.
— Ты мне ничего не объяснил! Назвал имя. И морочил голову пропастями. Как будто не знаешь!..
— Чего я не знаю, Енифар?
— Для фэйри нет никакой разницы, по какую сторону от Серой Границы ты находишься. Ты можешь встретить ее в любой момент, и тогда ничего не сможешь поделать. Она предъявит на тебя свои права, и ты, конечно же, сразу сдашься. Ну еще бы! Она — фэйри! Кто устоит… Они знаешь какие бывают?
Арилье не ответил. Слова девочки поразили его.
— Погоди-ка, откуда тебе это известно — про фэйри? — спросил он.
— Да это все знают! — сказала Енифар. — Кто связался с фэйри, тот пропал. Утащит в пещеру под холмом, поминай как звали.
— Что-то не припоминаю, чтобы меня утаскивали в пещеру, — засмеялся Арилье. На краткий миг ему показалось, что все это — шутка, обычная прихоть Енифар, которой захотелось поболтать о ерунде.
Но девочка оставалась печальной и встревоженной:
— Ну да, как же. Она тебя еще как туда тащила, просто ты не заметил. Фэйри — жутко хитрые твари. Это даже та моя мать знала, которая не настоящая мать. У фэйри много обликов. У некоторых вообще нет сердца, а у других — наоборот, два, и три, и больше сердец…
— И как это узнать — сколько у нее сердец?
— Они меняют облик, — сказала Енифар. — Вот как! У тех, которые бессердечные, и облик бессердечный, и всегда один и тот же: они высокие, с каменным лицом, только глаза живые, и стоит им щелкнуть пальцами, как в них сразу влюбляются и потом мучаются до конца своих дней.
— Да, это бессердечно, — согласился Арилье.
— Что ты все поддакиваешь! — возмутилась девочка. — Думаешь, я совсем глупая и не разгадаю твоих уловок? Ты мужчина, и ты теперь тролль, а значит — во много раз глупее меня, ведь я урожденная троллиха, да еще женщина, да еще высокого рода! А троллихи всегда умнее своих мужчин. Ну уж про высокородных и говорить не приходится. Выше нас — только Мастера в Калимегдане, да и то не все.
— Дочь Морана, ты во всем превосходишь меня, — смирение Арилье было не вполне искренним, но девочка, к его облегчению, отозвалась удовлетворенным смешком.
— Коли так, то и помалкивай! — объявила она. — Если же у фэйри есть сердце, — продолжила Енифар назидательным тоном, — то этих сердец всегда больше одного. Иначе откуда бы брались те фэйри, которые вообще ничего не чувствуют и вообще никого никогда не любят? Ясно тебе?
— Да, — сказал Арилье. — Однако продолжай. Тема и впрямь непраздная.
— Угу, — сказала Енифар. — Теперь-то ты понял. Ладно, вот. Если у нее два сердца, то и любовников у нее двое, а если три сердца, то любовников трое, и всех она будет любить от полноты сердца. И для каждого у нее будет отдельное сердце. Вот что важно. И вот где коварство. Потому что главное коварство фэйри — в том, что никакого обычного коварства в них нет.
— Кто рассказал тебе все это? — удивился Арилье. — Неужели твоя приемная мать?
— Она кое-что понимала в таких вещах… У нее-то самой сердце было, и при том самое гнилое из возможных, но отличить человеческого ребенка от тролленка она сумела.
— Я думаю, — осторожно заметил Арилье, — что она своим гнилым сердцем не смогла бы полюбить и собственного ребенка…
Он снова вспомнил шрамы на руках Енифар, следы от наказаний. Гордая и ленивая девочка охотно их демонстрировала — они служили надежным свидетельством ее истинно троллиного нрава. Арилье скрипнул зубами.
— Ух, у меня от этого звука мороз по коже, — восхитилась Енифар.
— Это ведь Аргвайр говорила с тобой о фэйри? — спросил Арилье.
— Да.
— С чего бы Аргвайр заводить с тобой подобные разговоры?
— Может быть, она хотела, чтобы ты в нее влюбился! — предположила Енифар. — Может быть, ей очень этого хотелось, а ты отказался.
Арилье молчал.
Енифар дернула его за рукав.
— Что затих? Признавайся!
— Я тебе уже сказал — я влюблен в другую, ее зовут Этгива.
— Ага, моя мать так и предположила.
Арилье невольно вскрикнул:
— Что?
— Ну вот, наконец-то ты себя окончательно выдал! — обрадовалась Енифар. — Хочешь знать, что произошло на самом деле? Когда ты не попался ни в одну из ловушек моей матери, она позвала меня и стала расспрашивать о тебе. Она сразу же заподозрила насчет фэйри. Потому что, сказала она, в любом другом случае ни один мужчина, эльф, человек или тролль, не смог бы устоять. Когда троллиха распушает свой хвост, мужчина теряет голову, это такой закон природы. А ты устоял.
— Может быть, дело во мне, — предположил Арилье. Прозвучало неубедительно. — Вдруг это просто я такой бесчувственный?
— Ага, и бессердечный! — подхватила Енифар. — Нет уж. Я-то тебя знаю. Это фэйри забрала твое сердце и съела его.
— Она… Но это невозможно! — воскликнул Арилье. — Она жила на наших землях, недалеко от границы. Тролли беспокоили ее набегами, она просила о помощи… Она гостила в замке Гонэл. — Он покачал головой. — Каким образом фэйри могут очутиться на троллиной земле, если для них невыносимо…
Енифар закрыла ему рот шершавой ладошкой.
— А вот и нет! Не говори, чего не знаешь. Фэйри все равно, где бедокурить… Они могут жить в любом месте, на любой земле. Они проходят сквозь жизнь, как горячий нож сквозь масло, понимаешь? Они скользят там, где ничего нет. По пустоте, по местам, куда никто еще не пришел, откуда уже все ушли. Они рассекают жизнь на тончайшие пластины, а мы даже не замечаем этого. Фэйри живут между — между временем, между встречами, между разлуками, между пространствами, между едой и водой… Они — то, что обозначено словом — нет.
