И далее Сушкова приводит текст стихотворения «Весна», по поводу которого у нее с Лермонтовым состоялся интересный разговор.
«Он непременно добивался моего сознания, что правда его была мне неприятна.
— Отчего же, — сказала я, — это неоспоримая правда, в ней нет ничего ни неприятного, ни обидного, ни непредвиденного; и вы, и я, все мы состаримся…»
Сушкова полагала, что стихотворение было написано тогда же, когда и подарено, т. е. летом в Середникове. Но она ошибалась, поскольку цензурное разрешение на публикацию этих стихов в 4-й части «Атенея» получено еще 10 мая. Нет сомнения, что стихотворение было не написано, а лишь подарено Лермонтовым Сушковой летом; она опубликовала его потом по тексту из своего альбома в 1844 году в «Библиотеке для чтения».
Публикация «Весны» в «Атенее» — первое известное нам достоверное появление стихотворения Лермонтова в печати.
«Испанцы»
Первая (если не считать наброска «Цыганы») драма, написанная Лермонтовым, датируется концом лета — осенью 1830 года (по положению набросков трагедии в тетради со стихотворениями этого года). Финал пьесы отсутствует.
«Испанцы» стали следствием страстного увлечения театром, романтической драмой. Отдельные эпизоды лермонтовского сочинения близки к подобного же рода драматическим положениям в пьесах Лессинга («Натан Мудрый», «Эмилия Галотти»), Шиллера («Разбойники», «Дон Карлос»), Гюго («Эрнани»), Шекспира («Гамлет»)…
Почему Лермонтов избрал местом действия своей первой драмы именно Испанию? Существует много причин, но главная из них, вероятно, та, что «ни одна страна не могла представить данных, более удобных для составления драм», как говорит Висковатов и прибавляет: «Тут, казалось, и не требовалось особого изучения нравов и жизни. Молодой фантазии услужливо представлялись — гордый своими предками закоренелый в сословных предрассудках кастилец, инквизитор, иезуит, наемный убийца, преследуемый жид. Тут — убийства, кровь, зарево костров и благородная отвага…»
Важно отметить также, что именно в те годы Лермонтов был увлечен легендой о том, что его фамилия происходила от испанского владетельного герцога Лермы, который во время сражений с маврами вынужден был бежать из Испании в Шотландию. Лермонтову нравился такой сюжет. Происхождение от герцога Лермы в какой-то мере компенсировало разговоры арсеньевской родни о том, что «Маша» вышла замуж за неровню, за бедного и незнатного армейца «Лермантова» из захудалого рода. Какое-то время Лермонтов даже подписывал письма «Лерма» — в напоминание о легендарном предке. В 30-м или 31-м году в доме Лопухиных (угол Поварской и Молчановки) Лермонтов нарисовал углем на стене портрет этого воображаемого предка — в средневековом испанском костюме, с испанской бородкой, кружевным воротником и цепью ордена Золотого Руна. Рисунок этот был затерт, когда обновляли штукатурку, и приятель поэта, Алексей Александрович Лопухин, был этим весьма опечален, поскольку с «фреской» было связано много воспоминаний о дружеских беседах с поэтом. В письме М. А. Лопухиной (2 сентября 1832 года) Лермонтов упоминает об этой «голове»:
«М-llе Аннет сообщила мне, что еще не стерли со стены знаменитую голову! — Жалкое честолюбие! это меня обрадовало, да еще как! Что за глупая страсть оставлять везде следы своего пребывания! Стоит ли человеческая мысль, как бы значительна она ни была, вещественного закрепления только ради того, чтобы стать понятной нескольким душам; надо полагать, что люди вовсе не созданы мыслить, потому что мысль сильная и свободная — такая для них редкость».
Это письмо подписано — «преданный вам Лерма».
Когда «голова» на штукатурке погибла, Лермонтов повторил изображение на картине, написанной специально для Алексея. Лопухин писал Лермонтову в 1833 году: «Очень, очень тебе благодарен за твою голову: она меня очень восхищает и между тем иногда грусть наводит, когда я в ипохондрии». Сын A.A. Лопухина в 1886 году подарил живописный портрет «герцога Лермы» бывшему Лермонтовскому музею при Николаевском кавалерийском училище. В сопроводительном письме он сообщил, что, по словам его отца, на полотне и на стене изображен человек, которого Лермонтов увидел во сне.
По поводу увлечения Испанией можно еще отметить, что вторая редакция «Демона» также переносит действие поэмы в эту страну.
Сюжет пьесы «Испанцы» ужасен, кровав и полон возвышенных идей — все в полном соответствии с представлениями юного Лермонтова о драматическом.
Пылкий и благородный Фернандо, безродный найденыш, воспитанный в доме гордого дона Алвареца, влюбляется в дочь дона Алвареца, прекрасную Эмилию. К Эмилии же пылает преступной страстью коварный Соррини, иезуит и инквизитор. Алварец негодует на Фернандо за дерзкое желание жениться на Эмилии.
В эпизоде, когда Алварец рассматривает портреты своих знатных предков, слышен «голос» «Гамлета».
Вот этот, здесь, мой первый предок, жил
При Карле Первом, при дворе, в благоволенье
У короля…
Вот третий здесь в военном одеянье,
С пером на шляпе красным, и с усами:
Вторым служил на флоте он — и утонул
В сраженье против англичан проклятых.
Еще ж пятнадцать прадедов моих ты видишь…
И — ты — ты захотел вступить в число их?
Где, где родители твои, бродящие
По свету негодяи — подлые…
Фернандо в ответ говорит, что Алварец хоть и облагодетельствовал его, но постоянно попрекал, а теперь и вовсе унижает, поэтому
Ты можешь кровь мою
Испить до капли, всю; но честь, — но честь
Отнять не в силах, Алварец!
Наговорив опекуну дерзостей и угроз, Фернандо уходит.
Злая мачеха Эмилии вступает в преступный сговор с Соррини и помогает ему выкрасть девушку.
Между тем Фернандо спасает от преследований инквизиции старого еврея. У старого еврея есть молодая прекрасная дочь, которая влюбляется в Фернандо. После долгих попеременных спасаний жизни друг другу, старик еврей и Фернандо выясняют, что они — отец и сын. Тем временем Эмилии грозит потеря чести от коварного Соррини (тот нанял разбойников, чтобы они увезли красавицу в тайное убежище). Фернандо приходит в самый критический момент и просит у Соррини отдать Эмилию по-хорошему. Соррини, как положено злодею, отказывается.
Эмилия:
(бросив томный взор)
Фернандо!
Фернандо
Ну! все кончено! напрасно
Желал я крови не пролить.
Прощай,
Мой друг.
(Обнимает ее)
Прощай! мы долго
С тобою не увидимся.
(Отворачиваясь)
О боже!
Итак, ты хочешь, чтоб я был убийца!
Но я горжусь такой жертвой… кровь ее —
Моя! Она другого не обрызжет.
