А Скельдвеа сказала:
– Что ж, ты съел то, что находилось на расстоянии десяти шагов от меня, и теперь ты никогда не посмеешь удалиться от меня дальше, чем на десять шагов.
– А, – сказал тролль, обтирая рот своими рыжими волосами, – так вот в чем была ловушка!
Скельдвеа не ответила, только сощурила глаза, внимательно наблюдая за Быроххом.
– А я-то думал, пока я здесь пирую, на земле проходят века, – сказал Бырохх.
– Может быть, и проходят, – не стала отпираться Скельдвеа.
Бырохх вздохнул:
– Хорошо бы так и было, а то слишком уж много всяких дел я натворил. Вернусь – а там уж все давно быльем поросло, можно начинать сначала.
– Больно ты хитер, Бырохх, но я не глупее, – сказала королева фэйри.
Она хлопнула в ладоши, и музыкальные инструменты сами собой заиграли. Следует отдать должное фэйри: хоть она и не любила грубую музыку троллей, но понимала, что никакая другая не возбудит у Бырохха аппетит надлежащей силы. Поэтому королева фэйри морщилась, инструменты тряслись от негодования и дребезжали, но послушно исполняли любимые троллиные напевы и плясовые. Что до Бырохха, то он был просто счастлив. Он гладил себе живот и щеки, он охал и хрюкал в тех местах, где песня казалась ему особенно смешной.
Скельдвеа наблюдала за ним с холодным презрением, но ничего не говорила.
А Бырохх вдруг почувствовал лютый голод и, чтобы насытиться, передвинулся, ерзая по скамье, на пять шагов ближе к Скельдвеа. Именно там на столе находились свиные ушки и маринованные копытца, не говоря уж о фаршированных потрохах.
– Берегись, – предупредила Скельдвеа, – если ты отведаешь этих яств, то не сможешь отойти от меня дальше, чем на пять шагов.
– Подумаешь! – ответствовал тролль. – Это заботит меня меньше всего, ведь я голоден, а здесь такая вкусная еда, и ее так много! Я просто обязан все это выпить и съесть.
С этим он сунул в пасть целую связку фаршированных кишок и принялся жевать, причем темно-красная разбухшая гирлянда свешивалась из его рта, слева и справа, и тянулась через весь стол.
Скельдвеа сказала:
– Скоро ты попадешь в рабство ко мне, глупый тролль.
Королева фэйри не считала нужным скрывать свои цели, ведь ее нынешний гость был такой легкой добычей!
Тут Бырохх повернулся к ней, весь испачканный еще не слизанной с лица пищей, и сказал с набитым ртом:
– А ты не думала о том, что и сама можешь попасть в собственные ловушки, Скельдвеа?
Она покачала красивой, царственной головой:
– Вот уж нет, Бырохх, этому не бывать! Я слишком хорошо знаю собственные ловушки… А сейчас – не хочешь ли ты отведать этого мясного пирога?
Она указала на огромный пирог, стоявший совсем близко от нее, всего в двух шагах.
– Охотно! – воскликнул Бырохх. – Только вот расправлюсь с этими колбасами, больно уж они вкусны.
Он продолжал жевать и, жуя, поглядывал на Скельдвеа.
– А скажи-ка мне, королева фэйри, есть ли среди твоих невидимых рабов тролли? – спросил вдруг Бырохх.
– Разумеется, – ответила фэйри высокомерно. – Я ведь поселилась на этих землях неспроста. Одни фэйри предпочитают залучать к себе людей, потому что именно людей они находят и забавными, и полезными, и даже необходимыми. Я же считаю, что от троллей больше пользы, потому что в них куда больше жизненной силы.
– А ты, кажется, пытаешься польстить мне, шалунья, – сказал Бырохх. – Что ж, это мне так нравится, что я, пожалуй, отведаю и мясного пирога… Но дай твоим фаршированным кишкам удобнее устроиться в моих кишках, ведь в правильном расположении еды по всем внутренностям едока – залог долголетия.
– Как хочешь, – ответила Скельдвеа с наигранным равнодушием. – Рабство у королевы фэйри – вещь совершенно добровольная, и никого я к этому не принуждаю.
И снова заиграла музыка, только на сей раз не разудалая, а немного даже печальная. Она тоже возбуждала аппетит, но по-другому, более тонко и хитро. Другим способом невозможно было заставить тролля съесть огромный жирный мясной пирог после того, как он уже умял, считай, полкабана и целую гору фаршированных кишок.
Тролль сказал Скельдвеа:
– Мне просто плакать хочется, такая замечательная играет у тебя музыка! – и засмеялся.
Скельдвеа пожала плечами:
– Ты не видел и тысячной доли тех богатств, которые спрятаны в моих чертогах.
– А что, – спросил Бырохх, – ты живешь тут одна?
– Да здесь полным-полно слуг, – ответила Скельдвеа. – С чего ты взял, что я живу в одиночестве?
– Да кто же считает слуг за компанию! – ответил Бырохх.
– Эй, поосторожнее, – предупредила Скельдвеа, – ведь мы говорим о твоих соплеменниках.
– Мне они, может, и соплеменники, а то и близкие родственники, – ответил на это Бырохх, – да тебе-то они никто. Вот я и удивляюсь, как ты выдерживаешь.
– Так ведь я их не вижу, – объяснила Скельдвеа. – Я нарочно погрузила их в туман, чтобы на виду оставались только их руки.
– Я бы поглядел на кого-нибудь из твоей родни, – сказал Бырохх.
Он подмигнул пустоте, и вдруг музыкальные инструменты зарыдали почти как люди, и весь чертог наполнился такой печалью, что по сметане, налитой в широкую глиняную плошку, пробежала рябь, как по песку после того, как море схлынет.
Скельдвеа сжала губы, превратив их в красную точку на очень бледном лице.
А Бырохх передвинулся к мясному пирогу и преспокойно принялся чавкать. Теперь он находился в двух шагах от Скельдвеа и знал, что ни при каких условиях не сможет увеличить это расстояние. Но тролль не слишком-то волновался: ведь если он не мог покинуть Скельдвеа, то и Скельдвеа, в свою очередь, оказывалась намертво привязанной к нему.
Скельдвеа проговорила мстительно:
– Теперь только одна вещь освободит тебя от моего общества, тролль: если ты согласишься стать моим рабом и прислуживать мне до конца твоих невидимых дней.
– Ну вот еще, – сказал тролль. – Может быть, я еще и не захочу этого. Мне нравится, когда ты так близко, Скельдвеа.
Она скрипнула зубами и делано рассмеялась.
– Все так говорят поначалу, а потом соглашаются.
– Посмотрим, кто первым из нас не выдержит, – предложил тролль, продолжая запихивать в рот огромные куски пирога. – Сдается мне, это будешь ты, Скельдвеа. Неужели ты согласишься долго выносить близость тролля? Я ведь в зубах ковыряю, и ножом, и ногтями, а вы, фэйри, такого не переносите.
– При всем желании я не сумею увеличить расстояние между нами, – сказала Скельдвеа. – Это может произойти лишь единственным способом, тем, о котором я тебе уже говорила.
– Стать твоим рабом? Превратиться в невидимку? Ну уж нет, ни за какие блага обоих миров и третьего мира в придачу! – возмутился тролль. – Ты только глянь на мои прекрасные рыжие волосы, на мои замечательные мышцы! А ты еще не видела, как они лоснятся, когда я раздеваюсь по пояс, раскрашиваю тело узорами и смазываю его маслом! У меня есть специальная меховая тряпочка, которой я себя натираю, чтобы блестеть, и клянусь тебе всем святым поднебесным, что после этих процедур я сверкаю, как настоящий бриллиант! И если ты намерена превратить эту драгоценность в нечто незримое и недоступное взору, ты просто злобная жаба и величайшая преступница по обе стороны границы, вот что я тебе скажу.
