— Вряд ли такое произойдет, — сказал Тирант.
Он прошел по серому песку, наступая на сгнившие водоросли, выброшенные на берег, свернул в узкое ущелье между складами и обнаружил небольшой кабачок, возле которого на корточках сидел человек.
Заметив незнакомцев, человек этот принял угрожающий вид, но затем лень взяла верх над осмотрительностью, и лицо его опять расплылось в сонном выражении.
— Привет тебе, — заговорил с ним Тирант.
Человек глянул на него и никак не отозвался.
Тирант кивнул на кабачок:
— Хороша там выпивка?
— Выпивка? Ты, должно быть, с луны свалился! — пробормотал человек.
— Точно, — подтвердил Тирант. — Мы с приятелем недавно приехали.
— Ты кто?
— Ломбардец, — сказал Тирант.
— Вот как, — протянул человек, — а меня звать Галансо. Я хорват.
— Хорошо платят тебе турки? — спросил Тирант.
— Плохо, — отрезал хорват.
Видя, что Тирант не уходит, Галансо покачался на корточках и спросил:
— Что тебе нужно, франк?
— Да ничего особенного, — ответил Тирант. — Ты видал там корабли?
— Генуэзские корабли из Кафы, — уточнил Галансо.
— Семь кораблей из Кафы, верно? — продолжал Тирант.
Галансо погрозил в сторону моря кулаком:
— Пшеница, ячмень. И все это болтается там. Семь кораблей, говоришь? Глупый косоглазый франк! Не умеешь ты считать!
— Я всю жизнь хожу по земле, а не по волнам, откуда же мне уметь считать? — ответил Тирант.
По лицу хорвата пробежала тень одобрения.
— Ладно, садись рядом, — пригласил он, и Тирант тотчас уселся возле него на землю. Хорват взял его за локоть и принудил поднять руку, так что кистью Тирант указывал теперь на море. — Там двадцать три генуэзских галиота, понял?
Тирант быстро повернул к нему голову. Галансо улыбался, отчего складки на его загорелом лице сделались глубокими и черными.
— Они здесь уже давно — все то время, что длится шторм, — сказал Галансо. — Я сам моряк.
— Это очевидно, — поддакнул Тирант.
— Моряк, и не всегда служил туркам. Было время, имелись и у меня собственные галеры. Да я одиннадцать лет грабил их у побережья! — Глаза Галансо сверкнули и загорелись лукавым огнем. — Ты меня понял, франк, — добавил он.
— Да.
— Вот если бы греки не были так трусливы, — продолжал хорват задумчиво, — они бы знаешь как поступили? Они бы взяли весь свой флот, сколько там у них наберется, и разгрузили бы свои галеры так, чтобы идти налегке. Ведь корабли из Кафы загружены под завязку: они везут не только зерно, но и турок, и притом за каждого перевезенного турка капитаны получают по два с половиной дуката. Да генуэзцы скорее дадут изрубить себя в куски, чем расстанутся с подобным грузом.
— А лошади? — спросил Тирант.
Галансо расхохотался.
— Да уж, и лошади! — выкрикнул он. — Трюмы забиты лошадьми! По три дуката за лошадь, понял? Они поэтому и не могут подойти к берегу, что процарапают брюхом первую же скалу и затонут. Шли бы налегке — проскочили бы поверху, а так…
Он махнул рукой и снова заговорил о том, что непрестанно вертелось в его голове:
— Одиннадцать лет я потрошил такие жирные галиоты… — Он вздохнул с неподдельной печалью. — Греки — дураки. Не видят добычу, которая плавает у них под самым носом. Боятся, что турок слишком много. Да и морские сражения — это ведь совсем не то, что сухопутные, тут многое от удачи зависит. А вот подошли бы к ним на легких галерах… Те-то тяжелые, идут глубоко, двигаются медленно. Если дело обернется туго, всегда можно удрать. Тут главное — выдержать их первый натиск, точно тебе говорю. Они сперва мечут камни и стреляют из луков, а как все камни и стрелы у них закончатся, так можно и штурмовать корабль. В рукопашной турок легко одолеть, лишь бы только не растеряться и не побояться того, что их так много.
Хорват вздохнул от всей своей утробы.
— Да ты хоть знаешь, кто там плывет, на этих галиотах? Великий Карамань и с ним его дочь. Что скажешь?
— Правда? — поразился Тирант. — А откуда тебе это известно?
— Стоит только взглянуть на его корабль, и сразу поймешь.
— А как отличить корабль Великого Караманя?
— По парусам, — объяснил хорват. — У него красные паруса, и на них изображен герб. А реи на его корабле все обиты шелком; что до кормовой башни, то она обтянута парчой. Великий Карамань сделал это из любви к своей дочери — ведь она никогда прежде не бывала на море.
— Но для чего он взял с собой дочь? — продолжал расспросы Тирант.
— Для чего, для чего… — Галансо искривил рот и приподнял верхнюю губу, а глаза скосил к носу. — Для чего нужна дочь? Отдать ее в жены Великому Турку!
— Так Великий Турок уже женат на дочери Великого Караманя! — воскликнул Тирант.
Ему припомнился спор, случившийся в шатре для совещаний, когда византийские сеньоры советовали севастократору объявить своей дамой сердца принцессу Кармезину. Мол, дама сердца севастократора должна быть более знатной, чем дама сердца Великого Турка, иначе вовек не выиграть Тиранту сражения.
— Великий Турок? — ухмыльнулся хорват. — Вот уж нет! Он женат на дочери Великого Хана. Она действительно очень знатна, хотя и не знаю, красива ли. Ты же франк и не догадался, что Великий Турок может взять себе еще одну жену, если захочет. Так что Великий Карамань везет ему новую невесту.
— Да, — сказал Тирант, поразмыслив, — двух дам сердца у нас быть не может. Стало быть, если у Великого Турка появится вторая дама сердца, равная по знатности первой, то победить его будет для христианского рыцаря делом невозможным.
— Мы во всем превосходим вас, франков! — заявил хорват Галансо.
— Но, возможно, дочь Великого Караманя уродлива, — предположил Ипполит, хватаясь за последнюю надежду. — В таком случае она не может считаться достойной дамой сердца, и…
— Дурак! — закричал Галансо, подпрыгивая на корточках. — Она-то уродлива? Да я ее видел как-то раз, и туника на ней была украшена самоцветами громадной ценности. Да на них можно было бы купить целый город, если не два!
— Да, — уронил Тирант, — разумеется, это говорит в ее пользу.
Хорват прищурился:
— А разве нет? Разве на уродку станут надевать столь роскошные украшения?
— Убедил, — признал Тирант.
— Уж теперь-то Великий Турок разделается с греками, — сказал Галансо. — Потому что нет у греков такого пирата, как я, способного с малым флотом потопить большой флот. На суше-то они побеждают… Ты слыхал, франк, что у греков появился какой-то пришлый француз, которого они сделали севастократором?
