…Визг женщин и возмущенные крики мужчин, самозабвенные
детские рыдания. Пистолетные хлопки и грохот автоматных очередей.
Ретранслируемые каждым динамиком металлическим бесстрастным голосом зачитанные
призывы сохранять спокойствие — зачитанные, потому что ни один человек,
знающий, что происходит, не смог бы совладать с собой и просто сказать это так…
Равнодушно. «Не поддавайтесь панике…» Плач, мольбы…
Снова стрельба.
И ровно через шесть минут после тревоги, за минуту до Армагеддона
— гулкий, похоронный набат смыкающихся секций гермоворот. Смачные щелчки
запоров. Тишина.
Как в склепе.
Вагон пришлось обходить по стенке — машинист затормозил
слишком поздно. Может быть, отвлекся на происходившее в тот миг на платформе…
По чугунной лесенке они забрались наверх и через мгновенье стояли уже в
удивительном просторном зале. Никаких колонн, единый полукруглый свод с
яйцевидными углублениями под светильники. Свод огромный, обнимающий и
платформу, и оба пути вместе со стоящими на них составами. Невероятное
изящество конструкции — простой, небесно легкой, лаконичной… Только не смотреть
вниз, не под ноги, не впереди себя.
Не видеть того, во что превращена станция теперь. Этот
гротескный погост, где нельзя обрести покой, эти жуткие мясные ряды, заваленные
обгрызенными скелетами, гниющими тушами, оторванными частями чьих-то туловищ.
Мерзкие создания жадно тащили сюда все, до чего могли дотянуться в пределах
своих обширных владений, больше, чем могли сожрать сразу, про запас. Запасы эти
тухли и разлагались, но их все равно копили, копили бесконечно.
Кучи мертвого мяса против всех законов шевелились, будто
дышали, и отовсюду вокруг раздавался противный скребущий звук. Луч поймал одну
из странных фигур: долгие узловатые конечности, дряблая, висящая складками,
безволосая серая кожа, перекошенная спина… Мутные глаза подслеповато лупают,
огромные ушные раковины движутся, живут своей жизнью.
Существо издало сиплый крик и неторопливо затрусило к
распахнутым вагонным дверям, перебирая всеми четырьмя ногами-руками. С
остальных куч так же лениво стали слезать другие трупоеды, недовольно сипя и
всхлипывая, щерясь и огрызаясь на путников.
Выпрямившись, они едва ли доходили до груди даже невысокому
Гомеру, к тому же он прекрасно знал, что трусливые твари не должны нападать на
сильного, здорового человека. Но иррациональный ужас, который Гомер испытывал
перед этими созданиями, рос из его ночных кошмаров: он, ослабевший, покинутый,
лежал один на заброшенной станции, а бестии подбирались все ближе. Как акулы в
океане за километры слышат запах капли крови, так эти существа чувствовали
чужую приближающуюся смерть и спешили освидетельствовать ее.
Старческие страхи, презрительно говорил себе Гомер, в свое
время начитавшийся учебников по прикладной психологии. Если бы только это
помогало.
Трупоеды же людей не боялись: тратить патроны на
отталкивающих, но вроде бы безвредных пожирателей падали на Севастопольской
посчитали бы преступным расточительством. Проходящие мимо караваны старались не
обращать на них внимание, хотя порой трупоеды вели себя вызывающе.
Здесь их расплодилось великое множество, и по мере того, как
тройка продвигалась все глубже, с противным хрустом давя сапогами чьи-то мелкие
косточки, разбросанные по полу, все новые и новые твари нехотя отрывались от
пиршества и разбредались по укрытиям. Гнездовища у них располагались в поездах,
и за это Гомер ненавидел их еще больше.
Гермозатворы на Нахимовском проспекте были открыты.
Считалось, что если двигаться через Проспект быстро, доза облучения была
небольшой и здоровью не угрожала, но останавливаться тут запрещалось. Так и
получилось, что оба состава относительно хорошо сохранились: стекла целы,
сквозь проемы дверей видны загаженные сиденья, синяя краска и не думала
облезать с железных боков.
Посреди зала высился настоящий курган, сложенный из
перекрученных остовов неведомых созданий. Поравнявшись с ним, Хантер вдруг
остановился. Ахмед и Гомер тревожно переглянулись, пытаясь определить, откуда
может исходить опасность. Но причина задержки оказалась иной.
У подножия, смачно хрупая и урча, два небольших трупоеда
обдирали собачий скелет. Спрятаться они не успели: то ли, слишком увлекшись
трапезой, не вняли сигналам своих сородичей, то ли не смогли перебороть свою
жадность.
Щурясь в режущем свете бригадирского фонаря, они, продолжая
жевать, начали медленно отступать к ближайшему вагону, но вдруг один за другим
кувырнулись и глухо, как два мешка с требухой, шлепнулись на пол.
Гомер удивленно смотрел на Хантера, который убирал в
подплечную кобуру тяжелый армейский пистолет, удлиненный цилиндром глушителя.
Лицо его оставалось таким же непроницаемым, неживым, как и
обычно.
— Голодные, наверное, очень были, — пробормотал себе под нос
Ахмед, с брезгливым интересом разглядывая темные лужи, растекавшиеся от
размозженных черепов убитых тварей.
— Я тоже, — вдруг невнятно отозвался бригадир, заставив
Гомера вздрогнуть.
Не оборачиваясь на остальных, Хантер двинулся вперед, а
старику почудилось, что он снова слышит стихшее было жадное урчание. С каким
трудом каждый раз он сам одолевал соблазн выпустить в этих гадин пулю!
Уговаривал себя, успокаивал и в конце концов одерживал верх, доказывал себе,
что он зрелый человек, умеющий обуздать свои кошмары, не дать им свести себя с
ума. Хантер же, видимо, и не собирался бороться со своими желаниями.
Но что это были за желания?
Неслышная гибель двух членов стаи подхлестнула остальных
трупоедов: почуяв свежую смерть, даже самые храбрые и ленивые из них убрались с
платформы, еле слышно хрипя и поскуливая. Набившись в оба поезда, они облепили
окна и, столпившись в дверях вагонов, притихли.
Злобы или желания отомстить, отразить нападение эти создания
не проявляли. Стоит отряду покинуть станцию, они немедленно сожрут своих убитых
сородичей. «Агрессия свойственна охотникам, — подумал Гомер. — Тем, кто
питается падалью, в ней нет нужды, как нет необходимости убивать. Все живое
рано или поздно умирает само. Умерев, оно все равно станет их пищей. Нужно
просто подождать».
В свете фонаря сквозь грязные зеленоватые стекла были видны
приставшие к ним с обратной стороны мерзкие морды, криво скроенные тела,
когтистые руки, беспокойно ощупывающие изнутри этот сатанинский аквариум. В
полном безмолвии сотни пар тусклых глаз неотступно следили за проходившим мимо
отрядом, и головы созданий поворачивались с поразительной синхронностью,
провожая его долгим внимательным взглядом. Так смотрели бы на посетителей
кунсткамеры запертые в формалиновых колбах уродцы, если бы им предусмотрительно
не зашили веки.
