На объяснения у нее не ушло и пяти минут: путь наверх здесь
был открыт всегда, невозможно по эскалатору было только спуститься. Оставив
сговорчивому дозорному полупустой автоматный рожок, Саша поставила ногу на
первую из ступеней лестницы, ведущей прямо к небу.
Подтянула сползающие штаны и вознеслась.
Глава 12
Знаки
Дома, на Коломенской, до поверхности было совсем недалеко —
ровно пятьдесят шесть плоских ступеней. Но Павелецкая забралась под землю куда
глубже. Карабкаясь по скрипучему, истерзанному пулеметными очередями
эскалатору, Саша не видела этому подъему конца. У ее фонаря доставало сил
только на то, чтобы вырвать у темноты битые стаканы эскалаторных светильников
да ржавые покосившиеся щиты с изображениями чьих-то тусклых лиц и крупными
буквами, которые складывались в бессмысленные слова.
Зачем ей наверх? Зачем умирать?
Но кому она нужна внизу? Действительно нужна как человек, а
не как действующее лицо ненаписанной книжки?
Стоило ли и дальше обманывать себя?
Когда Саша уходила с опустевшей Коломенской, оставляя там
тело своего отца, ей казалось, что она осуществляет их давний план бегства.
Уносит его частичку в себе, хотя бы так помогая ему освободиться. Но с тех пор
он ни разу ей не приснился, а когда она пыталась вызвать его образ в своем
воображении, чтобы поделиться увиденным и пережитым, тот выходил зыбким и
безгласным. Отец не мог простить ее и не хотел такого спасения.
Среди добытых им книг, которые Саша успела пролистать,
прежде чем обменять их на еду и патроны, ей особенно запомнился старый
ботанический справочник. Иллюстрации в нем были условными: помутневшие от
времени черно-белые фотографии и карандашные чертежи. Но в прочих книгах,
которые ей доставались, картинок не встречалось вовсе, и эта у Саши была
любимая. А больше всех остальных растений в справочнике ей нравился вьюнок.
Даже нет, не нравился — она сочувствовала вьюнку, узнавая в нем себя. Ведь она
точно так же нуждалась в опоре. Чтобы расти ввысь. Чтобы добраться до лучей
света.
И сейчас инстинкт требовал от нее найти могучий ствол, к
которому она могла бы прильнуть, обнять и обвить его. Не для того, чтобы жить
соками чужого тела, не для того, чтобы отнимать у него свет и тепло. Просто
потому, что без него она была слишком мягка, слишком гибка, бесхребетна, чтобы
выстоять, и в одиночку была бы вынуждена всегда стлаться по земле.
Отец говорил Саше, что она не должна ни от кого зависеть и
ни на кого полагаться. Ведь, кроме него, на их забытом полустанке полагаться ей
было не на кого, а он знал, что не вечен. Отец хотел, чтобы она выросла не
плющом, а корабельной сосной, забывая, что это противоречит женской природе.
Саша выжила бы без него. Выжила бы она и без Хантера. Но
слияние с другим человеком казалось ей единственной причиной думать о будущем.
Когда на мчавшейся дрезине она обвила его руками, ей почудилось, что ее жизнь
обрела новый стержень. Она помнила, что доверяться другим опасно, а зависеть от
них — недостойно, и, пытаясь признаться обритому, переступала через себя.
Саша хотела приникнуть к нему, а он считал, что она
цепляется за его сапоги. Оставленная без опоры и втоптанная в землю, она не
собиралась униженно продолжать поиски. Он прогнал ее наверх — что ж, так тому и
быть. Если с ней что-нибудь случится на поверхности, вина будет на нем; лишь в
его силах и помешать этому.
Наконец ступени закончились. Саша оказалась на краю
просторного мраморного зала, рифленый железный потолок которого местами
обвалился. Сквозь далекие пробоины хлестали ярчайшие лучи удивительного
серовато-белого окраса, и их брызги долетали даже до того закутка, где она
находилась. Потушив фонарь и затаив дыхание, Саша крадучись двинулась вперед.
Выбоины от пуль и осколков на стенах у устья эскалатора
свидетельствовали, что человек когда-то бывал в этих местах. Но уже в
нескольких десятках шагов начинались владения других существ. Кучки засохшего
помета, разбросанные всюду обглоданные кости и клочья шкур указывали на то, что
Саша оказалась в сердце звериного логова.
Пряча глаза, чтобы не опалить их, она шла к выходу. И чем
ближе Саша подбиралась к его источнику, тем гуще становилась тьма в укромных
углах залов, через которые она ступала. Учась смотреть на свет, Саша теряла
способность чувствовать темноту.
Остовы перевернутых будок, груды невообразимого хлама и
каркасы расклеванной техники переполняли следующие залы. Теперь ей становилось
ясно, что люди превратили наружные павильоны Павелецкой в перевалочный пункт,
куда стаскивали все добро из окрестностей, пока более сильные создания не
вытеснили их отсюда.
Иногда в темных углах Саше чудилось еле заметное шевеление,
но она все списывала на свою растущую слепоту. Гнездящийся там мрак был уже
слишком густым, чтобы она могла различить в нем сливающиеся с мусорными горами
уродливые силуэты дремлющих чудовищ.
Монотонно ноющий сквозняк заслонял их тяжелое сопение, и
Саша различила его, лишь проходя в нескольких шагах от колышущейся громады.
Прислушалась настороженно, потом, замерев, всмотрелась в очертания опрокинутого
киоска, обнаруживая в его изломах странный горб… И обомлела.
Холм, в котором была погребена будка, дышал. Дышали и почти
все остальные груды, в окружении которых она находилась. Чтобы удостовериться,
Саша щелкнула кнопкой и направила фонарь на одну из них. Бледный лучик уперся в
жирные складки белой кожи, побежал дальше по необъятному телу и распался, так и
не дотянувшись до его края. Это был один из собратьев химеры, которая чуть не
убила Сашу на Павелецкой, и куда более крупный, чем та тварь.
Создания находились в странном оцепенении и, кажется, не
замечали ее. Но вот ближайшее к ней внезапно взрыкнуло, шумно всосало воздух
через косые прорези ноздрей, заворочалось… Спохватившись, Саша спрятала фонарик
и заторопилась прочь. Каждый следующий шаг по этому жуткому лежбищу давался ей
все сложнее: чем дальше от спуска в метро она продвигалась, тем плотнее
прибивались друг к другу химеры и тем труднее было найти тропку между их
телами.
Поворачивать назад было поздно. Сашу сейчас совсем не
беспокоило, как она сумеет вернуться в метро. Пройти бы неслышно, не потревожив
ни одно из этих существ, выбраться наружу, оглядеться по сторонам, попробовать…
Лишь бы они не очнулись от спячки, лишь бы выпустили ее отсюда; а обратного
пути ей искать не придется.
