Кровать протяжно скрипнула: Хантер, стиснув зубы, сел.
— Выйди, — попросил он старика. — И собирайся, если хочешь
успеть.
Но прежде, чем убраться, Гомер задержался еще на секунду —
подобрать сиротливо валявшуюся в углу красную пластмассовую пудреницу. По ее
крышке бежали трещины, петли выгнулись и разошлись.
Зеркало было вдребезги разбито.
Старик резко обернулся к бригадиру.
— Я не смогу без нее уйти.
* * *
Она была почти вдвое выше Саши; ее голова упиралась в
потолок, а когтистые лапы свисали до пола. Саша видела, как молниеносно
перемещаются эти твари, с какой непостижимой скоростью нападают. Чтобы достать
девушку, чтобы одним движением прикончить ее, такому существу было достаточно
выбросить вперед одну из конечностей. Но оно почему-то медлило.
Стрелять не было смысла, да у Саши и не хватило бы времени
на то, чтобы поднять автомат. Тогда она сделала нерешительный шаг назад, к
проходу. Химера издала негромкий стон, качнулась в сторону девушки… Однако
ничего не произошло. Чудовище оставалось на своем месте, не спуская с Саши
пристального слепого взора.
Она отважилась шагнуть еще раз. И еще. Не оборачиваясь к
твари спиной, не показывая ей своего страха, она постепенно приближалась к
выходу. Создание как заговоренное плелось за Сашей, лишь немного от нее
отставая, будто провожая ее до дверей.
И только когда девушка, оказавшись всего в десятке метров от
нестерпимо сияющего проема, не выдержала и кинулась бежать, тварь взревела и
тоже метнулась вперед. Саша вылетела наружу, зажмурилась и, ничего не видя
вокруг себя, неслась вперед, пока не споткнулась и не покатилась кубарем по
шершавой твердой земле…
Она ждала, что химера настигнет и в клочья раздерет ее, но
преследователь отчего-то позволил ей уйти. Прошла тягучая минута, еще одна…
Вокруг стояла тишина.
Саша не открывала глаз, пока не нашарила в сумке купленные у
дозорного самодельные очки — два бутылочных донышка из темного стекла,
схваченные жестяными кольцами и посаженные на полоску жгута. Очки натягивались
сверху на противогаз так, что прозрачные зеленые кругляшки садились точно на
смотровые отверстия резиновой маски.
Теперь она могла смотреть. И, медленно размыкая веки,
сначала подозрительно, исподлобья, а потом все смелее, Саша оглядывала странное
место, в котором очутилась.
Над ее головой было небо. Небо настоящее, яркое, огромное.
Дающее больше света, чем любой прожектор, все равномерно озаренное зеленым,
кое-где забитое низкими облаками, а где-то распахивающееся в подлинную бездну.
Солнце! Она увидела его сквозь истонченную облачную ткань:
кружок с капсюль размером, начищенный добела, такой яркий — того и гляди
проплавит дыру в Сашиных очках. Она испуганно отвела глаза. Подождала чуть и
все-таки снова взглянула на него украдкой. Было в нем будто бы что-то
разочаровывающее: в конце концов, просто слепящая дыра на небе, к чему его
боготворить; но нет, оно завораживало, притягивало, волновало. Проем выхода из
звериного логова для привыкших к темноте сиял почти так же сильно; а что, если,
мелькнула у Саши мысль, солнце — это точно такой же выход, ведущий в место, где
вообще никогда не бывает темно… И если до него долететь, можно вырваться с
земли точно так же, как она только что выбралась из-под нее? А еще от солнца
исходило слабое, еле ощутимое тепло, словно оно было живым.
Саша стояла посреди каменного пустыря, окруженного
полуобвалившимися старинными постройками; черные провалы окон громоздились чуть
ли не в десять рядов, такими высокими были эти дома. Строений было бесконечно
много, они толкались, заслоняя друг друга от Саши, напирали, чтобы рассмотреть
ее получше. Из-за высоких выглядывали здания еще выше, за теми вырисовывались
очертания домов совсем уже громадных.
Поразительно, но Саша могла видеть их все! И пусть они
отдавали придурковатой зеленью — как и земля под ногами, как и воздух, как и
сумасшедшее, светящееся, бездонное небо, — зато сейчас ей открывались
невообразимые дали.
Сколько бы Саша ни приучала свои глаза к темноте, они не
были для нее предназначены. В ночное время с обрыва у метромоста ей были видны
только уродливые постройки, отстоявшие на нескольких сотен метров от
гермоворот. Дальше тьма наслаивалась слишком плотно, и даже рожденная под
землей Саша не могла проскрести ее взглядом.
Девушка прежде не спрашивала себя всерьез, насколько велик
мир, в котором она живет. Но, думая о нем, Саша всегда представляла себе
небольшой сумеречный кокон: несколько сотен метров в каждую сторону, за
которыми — обрыв уже окончательный, край вселенной, начало совершенной тьмы.
И хотя она знала, что на самом деле земля куда больше, но
вообразить себе, как она выглядит, Саша не умела. А теперь она понимала, что ей
бы это все равно не удалось, — просто потому, что, никогда не видев такого,
представить это себе невозможно.
И вот странно: отчего-то ей совсем не было страшно стоять
посреди этой безграничной пустоши. Раньше, вылезая из туннеля на обрыв, она
чувствовала себя так, словно ее вытащили из панциря; теперь же он казался ей
скорлупой, из которой она наконец вылупилась. При дневном свете любая опасность
становилась заметна на большом расстоянии, и Саше с излишком хватило бы
времени, чтобы спрятаться или приготовиться к обороне. Было и еще одно робкое,
неизвестное ей до того чувство: будто она вернулась домой.
Сквозняк гонял по пустырю клубки, сплетенные из колючих
веток, уныло дудел в расщелины между зданий, толкал Сашу в спину, требуя от нее
быть храбрее, приказывая отправляться на исследование этого нового мира.
Выбора у нее, по сути, не было: чтобы спуститься в метро, ей
пришлось бы снова войти в здание, кишащее жуткими существами; только вот они
больше не спали. Иногда в колодцах проходов всплывали на миг белесые тела и тут
же исчезали — видимо, свет дня был им неприятен. Но что будет, когда наступит
ночь? До тех пор, если она рассчитывает увидеть хоть что-то из того, что
живописал старик, раньше чем умрет, ей нужно убраться отсюда как можно дальше.
И Саша двинулась вперед.
Она никогда еще не ощущала себя такой маленькой. Ей не
верилось, что эти гигантские здания могли строить люди с нее ростом: зачем им
это? Наверное, последние предвоенные поколения выродились и измельчали… Природа
готовила их к суровому существованию в тесноте туннелей и станций. А эти строения
возводились гордыми предками нынешних низкорослых людей — могучими, высокими и
статными, как дома, в которых они жили.
