Глава 15
Двое
Старик сначала раздраженно кашлянул, потом сделал большой
шаг к ним.
— Саша! Мне нужно с тобой поговорить!
Леонид, подмигнув девушке, отстранился от нее, с показной
покорностью передавая Сашу в руки Гомера, и отошел в сторону. Но та уже не
могла думать ни о чем другом. И пока старик ей что-то объяснял, убеждал, что
Хантера еще можно уломать, что-то предлагал и о чем-то упрашивал, девушка
смотрела через его плечо на музыканта. Тот на взгляд не отвечал, но летучая
усмешка, блуждавшая по его губам, говорила Саше: он все видит, все понимает.
Она кивала Гомеру, готовая согласиться со всем, лишь бы оказаться наедине с
музыкантом еще на минуту, дослушать его до конца. Лишь бы самой поверить, что
лекарство существует.
— Я сейчас вернусь, — так и не утерпев, обрубила она старика
на полуслове, выскользнула и подбежала к Леониду.
— За добавкой? — встретил он ее.
— Ты должен мне сказать! — Она больше не хотела с ним
играть. — Как?!
— С этим сложнее. Я знаю, что болезнь излечима. Знаю людей,
которые с ней справлялись. И могу тебя к ним отвести.
— Но ты говорил, что умеешь бороться с ней…
— Ты меня неверно поняла. — Он пожал плечами. — Откуда мне?
Я просто флейтист. Бродячий музыкант.
— Что это за люди?
— Если тебе интересно, я тебя с ними познакомлю. Правда,
придется немного прогуляться.
— На какой они станции?
— Здесь не очень далеко. Сама все узнаешь. Если захочешь.
— Я тебе не верю.
— Но ведь хочешь верить, — заметил он. — Я тоже пока тебе не
верю, поэтому и не могу всего рассказать.
— Зачем тебе нужно, чтобы я с тобой пошла? — прищурилась
Саша.
— Мне?.. — Он покачал головой. — Мне все равно. Это тебе
надо. Я не должен и не умею никого спасать. Во всяком случае, не так.
— Ты обещаешь, что приведешь меня к этим людям? Обещаешь,
что они сумеют помочь? — поколебавшись, спросила она.
— Приведу, — твердо ответил Леонид.
— Что ты решила? — вновь прервал их неугомонный старик.
— Я не пойду с вами. — Саша теребила лямку своего
комбинезона. — Он говорит, есть средство от лихорадки. — Она обернулась к
музыканту.
— Он лжет, — неуверенно сказал Гомер.
— Вижу, вы разбираетесь в вирусах куда лучше моего, —
почтительно произнес Леонид. — Изучали? Или на собственном опыте? Что, вы тоже
считаете, что поголовное истребление — лучший способ борьбы с инфекцией?
— Откуда?.. — опешил старик. — Это ты ему?.. — Он оглянулся
на Сашу.
— А вот и ваш дипломированный друг идет. — Завидев
приближающегося Хантера, музыкант предусмотрительно сделал шаг назад. — Ну что
же, вся бригада скорой помощи в сборе, я начинаю чувствовать себя лишним.
— Подожди, — попросила девушка.
— Он лжет! Он просто хочет с тобой… Но даже если это правда,
— горячо зашептал ей Гомер, — вы все равно ничего не успеете. Хантер вернется
сюда с подкреплением самое позднее через сутки. Если ты останешься с нами,
может быть, сумеешь уговорить… А этот…
— Я ничего не смогу, — угрюмо отозвалась Саша. — Его сейчас
никто не остановит, я чувствую. Ему надо дать выбор. Чтобы расколоть его…
— Расколоть? — Гомер вздыбил брови.
— Я буду здесь раньше чем через сутки, — отступая, пообещала
она.
* * *
Зачем он отпустил ее?
Почему дал слабину, позволил шальному бродяге похитить свою
героиню, свою музу, свою дочь? Ведь чем пристальнее старик изучал Леонида, тем
меньше тот ему нравился. Его большие зеленые глаза были способны отпускать
неожиданно алчные взгляды, а по ангельскому лицу, когда парень думал, что на
него никто не смотрит, скользили смутные тени…
К чему она музыканту? В лучшем случае, ценитель прекрасного
наколет ее невинность на булавку и засушит в своей памяти — примятую, с
осыпавшейся пыльцой всего очарования юности, которое невозможно ни запомнить,
ни даже сфотографировать. Девчонка, обманутая, использованная, отряхнется,
улетит, но очиститься и забыть ей удастся нескоро, тем более что чертов
скоморох хочет заполучить ее обманом.
Тогда почему отпустил?
А из трусости. Потому что Гомер не осмеливался не только
спорить с Хантером, но и даже задавать ему те вопросы, которые действительно
тревожили старика. Потому что Саше, как влюбленной, прощались и ее отвага, и ее
безрассудство. Проявил ли бы к нему бригадир то же снисхождение?
Гомер продолжал про себя называть его бригадиром — отчасти
по привычке, но отчасти и потому, что это его успокаивало: ничего страшного,
ничего особенного, это все тот же командир северного дозора с Севастопольской…
Но нет. Плечом к плечу с Гомером сейчас шагал уже не прежний нелюдимый солдат
удачи. Старик начинал понимать: его спутник перерождался на глазах… С ним
творилось что-то страшное, и глупо было пытаться отрицать это, незачем было
себя уговаривать…
Хантер вновь взял его с собой — на сей раз, чтобы показать
ему кровавую развязку всей драмы? Сейчас он был готов уничтожить уже не только
Тульскую, но и ютящихся в туннелях сектантов, а заодно и Серпуховскую вместе со
всеми ее жителями и с солдатами введенного туда ганзейского гарнизона — по
одному лишь подозрению, что кто-то из них мог заразиться. То же может ждать и
Севастопольскую.
Чтобы убивать, ему уже не нужны были причины, он искал
только поводы.
Гомер находил в себе силы лишь плестись за ним, завороженно,
словно кошмарный сон, созерцая и документируя все его преступления. Оправдывая
себя тем, что совершаются они во спасение, убеждая себя, что это меньшее зло.
Безжалостный бригадир казался ему воплощением Молоха, а Гомер никогда не
пытался перебороть судьбу.
Но девчонка ее, похоже, не признавала. И если старик в
глубине души уже смирился с тем, что Тульская и Серпуховская будут обращены в
Содом и Гоморру, Саша продолжала хвататься за малейшую надежду. Гомер перестал
уговаривать себя, что еще могут обнаружиться пилюли, вакцина, сыворотка до
того, как Хантер остановит эпидемию пламенем и свинцом. Саша была готова искать
лекарство до последнего.
