— И не нашел. — Саша спрятала нож; отшелушив незнакомые
слова, она сумела понять главное. — Потому что его нет.
Леонид пожал плечами. Поднялся, подошел к звонку, вдавил
кнопку.
— Наверное, неважно, слышит меня там кто-то или нет.
Наверное, неважно, есть ли вообще такое место на земле. Главное — я думаю, что
оно где-то есть. И что меня кто-то слышит. Что я просто еще не заслужил того,
чтобы мне открыли.
— Неужели тебе этого хватает? — спросила Саша.
— Всему человечеству всегда хватало, хватит и мне, — пожал
плечами музыкант.
* * *
Старик выбежал на платформу вслед за исчезнувшим бригадиром,
огляделся растерянно по сторонам — того нигде не было. Выкатился из изолятора и
Мельник, посеревший, опустошенный, будто вместе с загадочным жетоном он вынул и
отдал бригадиру свою душу.
Почему и куда сбежал Хантер? Почему бросил Гомера?
Спрашивать у Мельника не стоило; от этого человека нужно было спрятаться
подальше, прежде чем он вспомнит о существовании старика. Сделав вид, что
догоняет бригадира, Гомер торопливо зашагал прочь, ожидая окрика в спину. Но
Мельнику, похоже, до него больше не было дела.
Хантер сказал старику, что нуждается в нем, чтобы не
забывать себя прежнего… Солгал? Может быть, просто не хотел, забывшись,
сорваться и ввязаться в схватку в Полисе, которую мог проиграть, так и не
добравшись до Тульской? Его инстинкты и умение умерщвлять были
сверхъестественны, но даже он не решался в одиночку штурмовать целую станцию.
Если так, то, сопроводив его до Полиса, старик уже отыграл свою роль и теперь
был вышвырнут со сцены.
Действительно, исход всей истории зависел и от него тоже. И
он приложил свою руку к тому, чтобы финал оказался именно таким, как планировал
бригадир — или тот, кто говорил за него.
Что это был за жетон? Пропуск? Знак власти? Черная метка?
Индульгенция авансом — за все грехи, которые Хантер так стремился взять на свою
душу? Как бы то ни было, вырвав у Мельника жетон и согласие, бригадир
окончательно развязал себе руки. Он не собирался никому исповедаться.
Исповедаться! Да то, что взяло в нем верх, то страшное, что изредка выходило к
зеркалу, не могло даже толком говорить…
Что же будет на Тульской, когда Хантер дорвется до нее?
Сможет ли он утолить свою жажду, утопив в крови целую станцию, две, три? Или,
наоборот, то, что он вынашивает в себе, от такого подношения разрастется
бесконечно?
Кто из этих двоих звал Гомера за собой? Тот, что пожирал
людей, или тот, кто боролся с чудовищами? Кто из них пал в фантомной схватке на
Полянке? И кто после этого говорил со стариком, прося о помощи?
А вдруг… Вдруг Гомер должен был убить его и в этом было его
настоящее предназначение? Вдруг остатки прежнего бригадира, почти задавленные и
задохшиеся, потащили старика в этот поход, чтобы тот сам увидел все своими
глазами, чтобы из ужаса или из милосердия прикончил Хантера предательским
выстрелом в затылок где-нибудь в темном туннеле? Бригадир не мог сам лишить
себя жизни, поэтому подыскал себе палача. Палача, которого не надо было ни о
чем просить, который должен был оказаться достаточно догадливым, чтобы сделать
все самому, обманув в Хантере того, второго, раздувающегося с каждым часом и не
желающего умирать.
Но, даже наберись Гомер смелости, улучи он подходящий момент
и сумей застать Хантера врасплох, что это дало бы? Мор ему в одиночку не
сдержать. Значит, все-таки в этом цугцванге старику оставалось только наблюдать
и записывать?
Гомер мог предположить, куда направился бригадир.
Полумифический Орден, к которому, судя по всему, принадлежали и Мельник, и
Хантер, по слухам, укрепился на Смоленской, в подбрюшье Полиса. Его легионеры
были призваны защищать метро и его жителей от опасностей, с которыми не
справились бы армии обычных станций… Вот и все, что Орден позволял о себе
знать.
Старику нечего было и помышлять о том, чтобы попасть на
Смоленскую, неприступную, как замок Аламут. Но и смысла в этом не было: чтобы
снова встретить бригадира, нужно лишь вернуться на Добрынинскую… И ждать, пока
колея, по которой катится Хантер, с неизбежностью выведет бригадира туда же, на
место будущего преступления, к конечной станции этой странной истории.
Дать ему расправиться с зачумленными, обеззаразить Тульскую,
а потом… Исполнить его невысказанную волю? Старик думал, что его роль в другом:
сочинять, а не стрелять, давать бессмертие, а не отнимать жизни. Не судить и не
вмешиваться, позволив героям книги действовать самим. Но когда вокруг по колено
крови, трудно не замараться. Слава богу, что он отпустил девчонку с этим
пройдохой. По крайней мере, уберег Сашу от зрелища страшной бойни, которую ей
все равно не предотвратить.
Он сверился со станционными часами: если бригадир шел точно
по графику, то у Гомера, пожалуй, оставалось в запасе еще немного времени.
Пара часов, чтобы побыть еще самим собой. И чтобы пригласить
Полис на последнее танго.
* * *
— И как же ты собирался заслужить право войти? — спросила
Саша.
— Ну… Это глупость, конечно… Своей флейтой. Думал, она может
что-то исправить. Понимаешь… Музыка — самое мимолетное, самое эфемерное
искусство. Она существует ровно столько, сколько звучит инструмент, а потом в
одно мгновение исчезает без следа. Но ничто не заражает людей так быстро, как
музыка, ничто не ранит так глубоко и не заживает так медленно. Мелодия, которая
тебя тронула, останется с тобой навсегда. Это экстракт красоты. Я думал, им
можно лечить уродство души.
— Ты странный, — сказала она.
— А сейчас я вдруг понял, что прокаженный не может лечить
прокаженных. Что, если я тебе во всем не признаюсь, мне не откроют уже никогда.
— Думал, я тебя прощу? За твое вранье, за жестокость? —
остро глянула на него Саша.
— Дашь мне еще один шанс? — Леонид вдруг улыбнулся ей. — Ты
же говоришь, мы все имеем на него право.
Девушка настороженно молчала, не желая снова быть
вовлеченной в его странные игры. Только что она почти поверила музыканту, его
раскаянию, и вот — опять?
— Во всем, что я тебе рассказывал, была одна правда, —
сказал он. — Средство от болезни есть.
— Лекарство? — Саша встрепенулась, готовая обмануться еще
раз.
— Это не лекарство. Не таблетки и не сыворотка. Несколько
лет назад вспышка такой болезни была у нас на Преображенской.
— Но почему даже Хантер об этом не знает?!
