— Я знаю о… О твоих друзьях. Мне жаль.
— Почему ты просто мне не рассказал? — тихо спросила я. — Почему солгал?
— Наверное, думал, что ты сама об этом упомянешь, когда будешь готова.
Хоть я и не собиралась на него смотреть, все-таки я посмотрела. Ной вяло вытянул ноги и похрустывал костяшками пальцев, совершенно безмятежный. Интересно, почему его вообще все это заботит?
— Чем Даниэль тебя подкупил, чтобы ты пригласил меня на свидание?
Ной недоверчиво повернулся ко мне:
— Ты что, сумасшедшая?
У меня не было хорошего ответа на этот вопрос.
— Мара, я расспросил Даниэля.
Я заморгала. Что?
— Я расспросил его. Про тебя. Когда ты отругала меня после урока английского. Я запомнил тебя по… Я выяснил, что у тебя есть брат, поговорил с ним и…
— Я ценю твои попытки, — перебила я, — но ты не обязан прикрывать Даниэля.
Лицо Ноя ожесточилось. Уличный фонарь над нами отбросил на его щеки тень от ресниц.
— Я не прикрываю. Ты не разговаривала со мной, и я не знал…
Ной умолк, не сводя с меня глаз.
— Я не знал, что делать, понимаешь? Я должен был узнать тебя поближе.
Не успело с губ моих сорваться: «Почему?», как Ной ринулся дальше:
— Помнишь, когда мы были в туалете?
Он продолжал, не дожидаясь моего ответа:
— Тогда я решил, что заполучил тебя.
Лукавая улыбка появилась лишь на долю секунды.
— Но потом ты сказала, что слышала… Кое-что… Обо мне, и вошли те девчонки. Я не хотел, чтобы они распускали о тебе грязные сплетни. Христа ради, ведь это была твоя первая неделя в школе. Ты не должна была с таким столкнуться, тем более когда тебя еще никто не знал.
Я лишилась дара речи.
— А потом я увидел тебя в Саут-Бич. В том платье. И просто решил — да пошло все к чертям собачьим, я все равно эгоистичный ублюдок. Кэти дразнила меня, что я всю неделю хмурюсь, а я рассказал, что это из-за тебя. А потом ты просто… убежала. Поэтому нет, я не прикрываю Даниэля. Я не знаю, что делаю, но только не это.
Он уставился вперед, в темноту.
Туалет. Клуб. Я насчет всего ошибалась.
Или… Ошибалась ли? Это могло быть просто очередной игрой. Было так трудно понять, что же реально.
Ной прислонился затылком к подголовнику, его темные взлохмаченные волосы торчали во все стороны.
— Что ж, кажется, я идиотка.
— Может быть.
Он криво ухмыльнулся с закрытыми глазами.
— Но могло бы быть намного хуже. Ты мог бы быть сломлен, как я.
Я не хотела говорить этого вслух.
— Ты не сломлена, — твердо сказал Ной.
Во мне что-то начало рваться.
— Ты этого не знаешь.
Я велела себе остановиться, заткнуться. Но у меня ничего не вышло.
— Ты меня не знаешь. Ты знаешь только то, что рассказал тебе Даниэль, а я не позволяю ему заметить. Со мной что-то не так.
Голос мой сорвался, горло перехватило. Оно сжалось от рвущегося наружу всхлипывания. Проклятье.
— Ты прошла через…
Тут я утратила самообладание.
— Ты не знаешь, через что я прошла, — сказала я, и две горячие слезы вытекли из моих глаз. — Даниэль не знает. Если бы он знал, доложил бы матери, и я бы очутилась в больнице для умалишенных. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, не спорь, когда я говорю, что со мной что-то очень не так!
Слова вырвались сами собой, но, только я их произнесла, тут же почувствовала, насколько они были правдивы. Я могла принимать лекарства, проходить курс лечения — все что угодно. Но я знала достаточно, чтобы понимать: психически больного человека нельзя вылечить, ему можно только помочь справляться с жизнью. И внезапно безнадежность ситуации стала слишком огромной, чтобы выдержать ее.
— Никто и никак не может этого исправить, — сказала я тихо.
Категорично.
Но тут Ной повернулся ко мне. Его лицо было непривычно открытым и честным, но, когда он встретился со мной взглядом, в глазах его читался вызов. Сердце мое самовольно помчалось галопом.
— Позволь мне попытаться.
33
После того как малость психанула, я представила себе различные сценарии развития событий.
Ной, возводящий глаза к небу и смеющийся надо мной. Ной, отпускающий остроумные комментарии, отвозящий меня домой и бросающий у дверей.
На самом деле он не сделал ни того, ни другого.
Его вопрос повис в воздухе. «Позволь мне попытаться». Попытаться сделать что? Я не знала ответа, потому что не поняла вопроса. Но Ной выжидательно глядел на меня, с крошечным намеком на улыбку, и мне нужно было как-то отвечать.
Я кивнула. Похоже, этого оказалось достаточно.
Подвезя меня к дому, Ной вылез из машины и быстро зашагал к пассажирской дверце, чтобы открыть ее для меня. Я посмотрела на него, но он заговорил первым:
— Мне нравится делать это для тебя. Попытайся запомнить, чтобы мне не приходилось каждый раз бежать сломя голову.
Каждый раз. Я чувствовала себя странно, когда мы шли по кирпичной дорожке к передней двери. Что-то между нами изменилось.
— Я заеду за тобой завтра утром, — сказал Ной, откинув прядь волос с моего лба и заложив ее за ухо.
Его прикосновение было таким родным.
Я сильно заморгала и потрясла головой, чтобы прояснить мысли.
— Но тебе не по пути.
— И?
— И Даниэль в любом случае должен ехать в школу.
— И что же?
— Так поче…
Ной приложил палец к моим губам.
— Не надо. Не спрашивай почему. Это раздражает. Я хочу, вот так-то. И все. Поэтому позволь мне так поступить.
Лицо Ноя было так близко. Так близко.
«Сосредоточься, Мара».
— Все решат, что мы с тобой вместе.
— И пусть решат, — ответил он.
Глаза его изучали мое лицо.
— Но…
— Никаких «но». Я хочу, чтобы они так решили.
Я подумала обо всем, что это подразумевало. Поскольку речь шла о Ное, люди не просто решат, что мы ходим вместе. Они решат, что мы вместе — в смысле вместе.
— Я плохая актриса, — сказала я в порядке объяснения.
Ной, едва касаясь, провел пальцами по моей руке и поднес ее к губам. Губы его, невероятно мягкие, мазнули по костяшкам моих пальцев. Он посмотрел мне в глаза и убил меня.
