Я надеялась, что Ной прав.
Литтл-Гавана каким-то образом сделалась нашим излюбленным местом, но сегодня в ней не было ничего знакомого. Толпы людей волновались на улицах, размахивая флагами в такт барабанному бою музыки, которая ревела невесть откуда. В Калле-Охо перекрыли движение машин, поэтому нам пришлось идти пешком.
— Что это?
Ной был без солнечных очков. Он обозрел красочно разодетую толпу.
— Праздник, — ответил он. Я сердито уставилась на него. — Пошли, попытаемся пробиться.
Мы и вправду попытались, но продвигались медленно. Мы прокладывали себе зыбкий путь сквозь скопище народа; нас палило солнце.
Матери держали за руки детей с разрисованными личиками, мужчины, обращаясь друг к другу, перекрикивали музыку. Тротуары были заставлены столами, чтобы посетители могли и наблюдать за праздником, и в то же время есть. Группа парней прислонилась к стене табачного магазина, куря и смеясь, а парк домино был полон зрителей. Я осмотрела витрины в поисках странного ассортимента предметов, а окна — в поисках статуэток сантерии, но не увидела их.
— Стой! — окликнул Ной сквозь музыку.
Он был в четырех-пяти шагах позади меня.
— Что?
Я вернулась к нему и по пути в кого-то врезалась — очень сильно. В кого-то в темно-синей бейсболке. Я застыла.
Человек этот повернулся и посмотрел на меня из-под козырька.
— Пардон, — сказал он и зашагал прочь.
Я сделала глубокий вдох. Просто человек в кепке. Я чересчур нервничаю.
Я пробралась к Ною. Он снял очки, стоя лицом к фасаду магазина. Лицо его было лишено выражения, полностью бесстрастно.
— Посмотри на адрес.
Я обшарила взглядом написанные по шаблону номера над стеклянной дверью магазина игрушек.
— Тысяча восемьсот двадцать третий, — сказала я, потом сделала несколько шагов в другом направлении, к следующему магазину.
У меня перехватило горло, когда я прочитала адрес.
— Тысяча восемьсот девятнадцатый.
Где же 1821?
Лицо Ноя было каменным, но глаза его выдавали. Он был потрясен.
— Может, это на другой стороне улицы, — сказала я, не веря самой себе.
Ной не ответил. Глаза мои обшарили здание, изучая его. Я пробралась обратно к магазину игрушек и, прижавшись носом к затуманенному стеклу, заглянула внутрь. На полу кружком сидели большие игрушечные звери, марионетки застыли в танце в окне, собравшись вокруг куклы-чревовещателя. Я сделала шаг назад. Магазин был таким же узким, как «Ботаника», но, с другой стороны, по обе его стороны магазинчики имели схожий вид.
— Может, мы должны у кого-нибудь спросить, — сказала я, начиная отчаиваться.
Сердце мое сильно колотилось, пока я обшаривала глазами магазины в поисках кого-нибудь, кого можно было бы расспросить.
Ной стоял лицом к фасаду.
— Не думаю, что это что-то изменит, — глухо проговорил он. — Думаю, мы можем рассчитывать только на себя.
54
Пока мы шли по темной, окаймленной пальмами аллее к зоопарку, меня все стремительней охватывал ужас.
— Это плохая затея, — сказала я Ною.
Мы разговаривали об этом на обратном пути из Литтл-Гаваны, после того как я позвонила маме и сказала, что мы собираемся потусоваться после школы в доме Ноя — куда мы не поехали, — чтобы сменить обстановку. Поскольку не было никакой возможности выследить мистера Лукуми, если его и вправду так звали (а больше мы ни к кому не могли обратиться за помощью, если не хотели быть выданными), пришлось решать, что делать дальше. Конечно, главным образом речь шла обо мне; я должна была выяснить, что порождает мои реакции, если собиралась научиться хоть как-то контролировать их. Мы согласились, что так будет лучше всего, что это самый легкий способ поэкспериментировать. Но я все равно боялась.
— Просто доверься мне. Я буду поблизости.
— Гордое сердце разобьется о камни,
[77]
— сказала я с печальной улыбкой. А потом: — Повтори, почему мы не можем сначала проверить тебя?
— Я хочу посмотреть, смогу ли я тебя нейтрализовать. Думаю, это важно. Может, именно поэтому мы нашли друг друга, понимаешь?
— Не очень, — сказала я окну.
Мои волосы мокрыми прядями прилипли сзади к шее, и я закрутила их в пучок.
— Теперь ты споришь просто ради спора.
— И это говорит тот, у кого есть полезная… способность.
Было странно называть вещи вслух, говорить про то, что мы с ним могли делать. Неуместно. Слово «способность» вообще-то не до конца отражало суть.
— Думаю, ты способна на большее, Мара. Я действительно так думаю.
— Может быть, — сказала я, хотя сомневалась. — Но мне бы хотелось иметь твою способность.
— Мне бы тоже этого хотелось.
Потом после паузы Ной добавил:
— Целительство — для девчонок.
— Ты просто ужасен, — сказала я и покачала головой.
Противная ухмылка изогнула губы Ноя.
— Это не смешно, — сказала я, но все равно улыбнулась.
Я все еще тревожилась, но просто неслыханно, насколько лучше я чувствовала себя рядом с Ноем теперь, когда он обо всем знал. Как будто я могла с этим справиться. Как будто мы могли справиться с этим вместе.
Ной припарковался у бордюра зоопарка. Я не знала, как он ухитрился устроить, чтобы нас пустили после закрытия, и не спрашивала. На входе нас приветствовали скульптурные камни, нависающие над искусственным прудом. На воде тут и там спали пеликаны, спрятав головы под крылья. На другой стороне пруда, за пешеходной дорожкой, стояли кучками фламинго, бледно-розовые в свете дежурных галогеновых ламп. Птицы были молчаливыми часовыми, не сумевшими заметить и прокомментировать наше присутствие.
Мы рука в руке углубились в парк; горячий ветер ерошил листву и наши волосы. Мимо газелей и антилоп, которые шевельнулись при нашем приближении. Копыта застучали по земле, и по стаду прокатилось тихое фырканье. Мы ускорили шаг.
Кто-то зашуршал в листве над нами, но я ничего не смогла рассмотреть в темноте. Я прочитала вывеску экспозиции: белые гиббоны направо, шимпанзе налево. Едва я закончила читать, резкий вопль пронзил воздух, и кто-то ломанулся к нам через кусты. Мои ноги и сердце застыли.
Шимпанзе круто остановился перед самым рвом с водой. Чудовищный шимпанзе — не из тех, что принадлежат миловидным загорелым заклинателям, работающим на потребу публике. Он сел на обрыве, напряженно, согнувшись. Смотрел на меня человеческими глазами, которые проследили за нами, когда мы с Ноем снова пошли. Волоски на моей шее встали дыбом.
