Совершенно внезапно я поняла, куда мне надо пойти.
Я еще раз посмотрела на каждого. Молча попрощалась. И выскользнула из палаты отца как раз тогда, когда Ной повернул голову в мою сторону. Я прошла по изгибам коридоров мимо медсестер и санитаров. Мимо приемной, со вчерашнего дня все еще полной репортеров. Прямо к машине Даниэля, припаркованной под тьмой тьмущей ворон, рассевшихся в рощице рядом с парковкой. Я села в машину и вставила ключ в зажигание.
Я ехала, пока не добралась до тринадцатого отделения полиции Метро-Дейд. Я вылезла из машины, захлопнула за собой дверцу и взошла по лестнице, чтобы сделать признание.
Когда мы с детективом Гадсеном виделись в последний раз, он уже меня подозревал, и теперь мне просто нужно было сознаться в том, о чем он, возможно, догадывался. Я собиралась рассказать ему, что размозжила череп хозяину Мэйбл. Что украла у Моралес шприц с адреналином и напустила в ее стол огненных муравьев.
[78]
Я была недостаточно взрослой, чтобы меня отправили в тюрьму, но существовал немаленький шанс, что я закончу в арестном центре для несовершеннолетних правонарушителей. Мой план не был идеален, но то была наиболее саморазрушительная вещь, какую я смогла придумать, а я так нуждалась в саморазрушении!
Тяжело ступая по бетону, я не слышала ничего, кроме пульсации собственного сердца. Звука своего дыхания, когда я сделала три последних (как я надеялась) шага на свободе. Я вошла в здание, приблизилась к стойке дежурного и сказала офицеру, что мне нужен детектив Гадсен.
Я не замечала человека сзади, пока не услышала его голоса:
— Вы не скажете, где я могу подать заявление о пропавшем? Похоже, я заблудился.
Ноги мои налились свинцом. Я обернулась.
Человек посмотрел на меня из-под козырька кепки с «Патриотами», которую носил всегда, и улыбнулся. На его запястье поблескивал серебряный «Ролекс».
Это был Джуд.
Джуд. В полицейском участке. В Майами. В пяти шагах от меня.
Я закрыла глаза. Он не мог быть настоящим. Он не был настоящим. У меня галлюцинации, просто…
— Через ту дверь и по коридору, — сказал коп.
Мои глаза распахнулись, я наблюдала, как офицер указывает куда-то позади меня.
— Первая дверь налево, — сказал он Джуду.
Я медленно перевела взгляд с офицера на своего бывшего бойфренда. Вены мои затопил страх, разум — воспоминания. Первый день в школе: я слышу смех Джуда и вижу его в сорока шагах от себя. Ресторан в Литтл-Гаване: я наблюдаю, как он появляется после ухода Ноя и перед тем, как тот парень, Алейн, садится напротив меня. А ночь на маскарадной вечеринке? А открытая дверь в нашем доме?
У меня промелькнуло еще одно воспоминание.
«Следователи испытывают трудности с обнаружением останков восемнадцатилетнего Джуда Лоуи, поскольку еще стоящие левое и правое крылья здания могут рухнуть в любой момент».
Это было невозможно. Невозможно.
Джуд поднял руку, чтобы помахать офицеру. Перехватил мой взгляд, от часов его отразился свет.
На губах моих застыло так и непроизнесенным его имя.
Тут появился детектив Гадсен и что-то сказал, но голос его был приглушенным, и я не услышала его. Я почти не почувствовала его руки на своей: детектив попытался меня увести.
— Джуд, — прошептала я, потому что видела лишь его.
Он шел ко мне, его рука коснулась моей — легко, так легко, — когда он прошел мимо. Я почувствовала, что ломаюсь. Он отворил дверь. Он не обернулся.
Когда двери, качнувшись, закрылись, я попыталась добраться до Джуда, но не смогла даже устоять на ногах.
— Джуд! — завопила я.
Сильные руки подняли меня, удержали, но это было неважно. Неважно, как я тогда выглядела, сломленная, обезумевшая, на полу, — впервые после той ночи в психушке самой большой моей проблемой было не то, что я теряла рассудок. И даже не то, что я была убийцей.
Самой большой проблемой являлось то, что Джуд был жив.
* * *
Мишель Ходкин выросла в Южной Флориде, ходила в колледж в Нью-Йорке и изучала юриспруденцию в Мичигане. Когда она не пишет, ее частенько можно найти занимающейся тремя своими домашними любимцами. Перед вами первый ее роман. Вы также можете посетить ее сайт michellehodkin.com.