— Лучше скажи — какая жадность, ведь я поспорила с князем на пуд конфет… Завтра их доставят в Большаково, и клянусь, Мишель, я поделюсь с тобой, если хочешь!
«Вот цена крови, — подумал Мишель со страшной, тоскливой горечью. — Цена чести! И она могла заплатить ее!..»
— Ладно, тащи свои конфеты, — милостиво позволил он.
— Вот и помирились! — обрадовалась Ада — Ангел Смерти.
— А мы и не ссорились, — высокомерно оборвал Мишель. И тут же совсем другим тоном предложил: — А пойдемте нынче ночью на старую мыльню. Там развалины, и луна будет полная… явится призрак.
— Почему ты уверен, что будет призрак? — удивилась Саша.
— Потому что в старой мыльне, да еще в полнолуние, да если верно заклясть — непременно явится призрак. «Стой! Кто ты? Объявись!» — Как Тень Отца в «Принце Датском».
— Я не пойду, — сказала Аннет, подходя к разговаривающим. Ее преимущественно заинтересовал пуд конфет, но и насчет призрака звучало волнительно.
— Юной деве там делать нечего, — объявил Мишель важно, — хотя как раз тебе, Аннет, там было бы безопасно, ведь ты еще совершенно невинна.
— В то время как мы запятнаны преступлениями! — подхватила Катя. — Непременно пойдем!
— Вот и хорошо, — сказал Мишель таинственно и удалился.
Они встретились за час до полуночи, скрытно от теток, и пробрались в сад, для чего девицы воспользовались окном.
— Так даже лучше, — одобрил Мишель. — Когда имеешь дело с силами зла, нужно выходить через окно.
— Я знаю заговор, — похвалилась Катя. — «Встану не утром, выйду из дома не дверью…»
— Отлично! — перебил Мишель. — Только сейчас не читай. Силы тьмы пробудятся раньше времени.
Подбадривая и стращая друг друга, они крались по саду, и бледные тени крались по их следам.
— Я раз видала во сне суженого, — шептала Катя. От волнения она не могла молчать и тянула бесконечную нить рассказа о том, как ей присоветовали наговорить на зеркало и положить под подушку, а среди ночи явился к ней человек и преподнес хрустальную собачку со словами — «смотри не на дар, а на его значение».
— И каково значение хрустальной собачки? — спросил Мишель чуть презрительно.
— Не то важно, — отмахнулась Катя, — а что мне через месяц действительно повстречался человек, и он подарил мне такую собачку и именно с этими же словами.
— А ты мне раньше ничего не рассказывала! — удивилась Саша.
— Потому что у меня с тем человеком ничего не вышло, — объяснила Катерина. — Он старый, скучный, небогатый… и к тому же совершенно не собирался на мне жениться.
— Словом, суженый-ряженый хоть куда, — подытожил Мишель.
Катя надулась и замолчала.
Развалины старой мыльни находились неподалеку от Чертова моста, поближе к речке. Здесь тянуло сыростью, тиной — как в погребе или внутри бочки. Лягушки вдруг прекратили свою торжествующую песнь — не то испугавшись близости предполагаемого призрака, не то пресытившись любовью. Поначалу девицы не обратили внимания на это обстоятельство, но Мишель не позволил им пройти мимо столь важного признака:
— Слышите? Вся природа замерла в ужасе ожидания…
Саша остановилась. Лунный свет рассеянно бродил по ее бледному лицу.
— Ну вот признайся, Миша: ты ведь все выдумал?
— Ничего я не выдумал, — торжественно произнес Мишель, прикладывая руку к груди. — Но вы поклянитесь молчать обо всем, что здесь увидите!
— А что мы увидим?
— Герцога Лерма!
— Это невозможно… — сказала Саша, чувствуя, что слабеет.
— А вот и возможно! Молчите теперь…
Он вышел вперед и несколько секунд стоял, вглядываясь в темноту, после чего громким голосом призвал:
— Герцог Лерма! К тебе взывает твой потомок — явись!
Ничего не последовало. Ветерок пробежал в кустах и стих. На луну наползло облачко, но вскоре скрылось, и снова темные развалины и несколько старых деревьев с громадой Чертова моста за ними были освещены ровным серым светом.
И вдруг из развалин выступила человеческая фигура. Саша ахнула и закрыла рот рукой, а Катя, побелев так, что черные глаза ее словно отделились от лица, чуть шагнула вперед и протянула к фигуре руки.
Мишель с еле заметной усмешкой наблюдал за девушками. Что они теперь скажут?
На миг фигура явила себя почти полностью. Видны были рваные кружева вокруг шеи, унылое длинное лицо с испанской бородкой и обведенные темными кругами глаза, глядевшие с мрачной угрозой. Замогильный голос прошептал:
— Ты звал меня?
— Ай! — завизжала Саша и пустилась бежать.
Катя стояла на месте, точно прикованная. Призрак пошатался немного, а после качнулся назад, и развалины поглотили его.
Катя повернулась к Мишелю с безмолвным вопросом. Мишель пожал плечами, взял ее за холодную руку и повел прочь.
Ему хотелось сказать что-нибудь ехидное, вроде: «Это тебе не хрустальная собачка», — но он понимал, что любые слова разрушат зловещую торжественность момента.
Катя вдруг принялась отчаянно дрожать, всем телом прижимаясь к провожатому. Мишель обнял ее за плечи, с острым наслаждением ощущая их наполненность, теплоту.
— Тихо, тихо, — пробормотал он, мимоходом целуя ее то в висок, то куда-то в ухо. — Ну, Катя… Катюша….
Она, казалось, не замечала того, что он делает. И только возле самого дома она отстранилась — но не затем, чтобы быть подальше от него, а лишь для того, чтобы лучше разглядеть. В темноте, после пережитого, Катерина видела не мальчика-карлу, не юного поэтика с его мятыми стишками о «звездочных» глазах и скорой роковой развязке всех жизненных страстей, — нет, перед ней стоял печальный, таинственно-прекрасный потомок благородного испанского герцога Лерма. Она читала сейчас в лице Мишеля все то, на что так явственно намекали его стихи. Он был почти прекрасен в эти мгновения… и он, должно быть, сильно любил ее!
Губы его дрогнули, глаза на миг сверкнули — невыносимым огнем, — и он проговорил:
— Прощай, Катерина… Помни эту ночь — и никому о ней не сказывай.
Он вырвал свою руку из ее холодных пальцев и убежал. Ночь растворила его…
— Никогда, — прошептала Катя, уставившись в то место, где только что он был.
Ей стало холодно, она обхватила себя руками, запоздало вспоминая прикосновение ладоней Мишеля. И неожиданно поняла: даже загробное явление герцога Лерма было пустяком по сравнению с видением того Мишеля, который только что стоял перед ней, — последнего в роду, отмеченного печатью рока, — гениального…
— Никогда, Мишель, никогда, — твердила Катя. — Не забуду, не предам… брат мой! Истинный брат мой!
* * *
