Гай подошел к Максиму и застегнул ему верхнюю пуговицу.
Затем встал на цыпочки и поправил берет. Кажется, все… Опять он в строю
растянул рот до ушей… Ну, ладно. Отвыкнет. Кандидат все-таки, самый младший в
секции…
Чтобы сохранить видимость справедливости, Гай поправил
пряжку у соседа Максима, хотя надобности в этом не было. Потом он сделал три
шага назад и скомандовал «вольно». Секция встала «вольно» – слегка отставила
правую ногу и заложила руки за спину.
– Гвардейцы, – сказал Гай. – Сегодня мы в составе роты
выступаем на регулярную операцию по обезвреживанию агентуры потенциального
противника. Операция проводится по схеме тридцать три. Господа действительные
рядовые, несомненно, помнят свои обязанности по этой схеме, господам же
кандидатам, забывающим застегивать пуговицы, я считаю полезным напомнить.
Секция получает один подъезд. Секция делится на четыре группы: три тройки и
наружный резерв. Тройки в составе двух действительных рядовых и одного
кандидата, не поднимая шума, последовательно обходят квартиры. Вступив в
квартиру, каждая тройка действует следующим образом: кандидат охраняет парадный
вход, второй рядовой, ни на что не отвлекаясь, занимает черный вход, старший
производит осмотр помещений. Резерв из трех кандидатов во главе с командиром
секции – в данном случае со мною – остается внизу в подъезде с задачей,
во-первых, никого не выпускать на время операции, во-вторых, немедленно оказать
помощь той тройке, которой это понадобится. Состав троек и резерва вам
известен… Внимание! – сказал он, отступая еще на шаг. – На тройки и резерв –
разберись!
Произошло короткое множественное движение. Секция
разобралась. Никто не ошибся местом, никто не сцепился автоматами, никто не
поскользнулся и не потерял берет, как это случалось на прошлых занятиях. На
правом фланге резерва возвышался Максим и опять улыбался во весь рот. У Гая
вдруг возникла дикая мысль, что Максим смотрит на все это, как на забавную игру.
Это было, конечно, не так, потому что так это быть не могло. Во всем была
виновата, несомненно, эта дурацкая улыбочка…
– Недурственно, – проворчал Гай в подражание капралу
Серембешу и благосклонно поглядел на Панди. Молодец, старик, вымуштровал ребят.
– Внимание! – сказал он. – Секция, стройся!
Снова короткое множественное движение, прекрасное своей
четкостью и безукоризненностью, и снова секция стояла перед ним одной шеренгой.
Хорошо! Просто замечательно! Даже внутри все как-то холодеет. Гай опять заложил
руки за спину и прошелся.
– Гвардейцы, – сказал он. – Мы – опора и единственная
надежда государства в это трудное время. Только на нас могут без оглядки
положиться в своем великом деле Неизвестные Отцы. – Это была правда, истинная
правда, и было в этом очарование и отрешенность. – Хаос, рожденный преступной
войной, едва миновал, но последствия его тяжко ощущаются до сих пор. Гвардейцы,
братья! У нас одна задача: с корнем вырвать все то, что влечет нас назад, к
хаосу. Враг на наших рубежах не дремлет, неоднократно и безуспешно он пытался
втянуть нас в новую войну на суше и на море, и лишь благодаря мужеству и
стойкости наших братьев-солдат страна наша имеет возможность наслаждаться миром
и покоем. Но никакие усилия армии не приведут к цели, если не будет сломлен
враг внутри. Сломить врага внутри – наша и только наша задача, гвардейцы. Во
имя этого мы идем на многие жертвы, мы нарушаем покой наших матерей, братьев и
детей, мы лишаем заслуженного отдыха честного рабочего, честного чиновника,
честного торговца и промышленника. Они знают, почему мы вынуждены вторгаться в
их дома, и встречают нас как своих лучших друзей, как своих защитников. Помните
это и не давайте себе увлечься в благородном пылу выполнения своей задачи. Друг
– это друг, а враг – это враг… Вопросы есть?
– Нет! – рявкнула секция в двенадцать глоток.
– Смир-рна! Тридцать минут на отдых и проверку
снаряжения. Р-разойдись!
Секция бросилась врассыпную, а затем гвардейцы группами
по-двое и по-трое направились к казарме. Гай неторопливо пошел следом, ощущая
приятную опустошенность. Максим ждал его поодаль, заранее улыбаясь.
– Давай поиграем в слова, – предложил он.
Гай мысленно застонал. Одернуть бы его, одернуть! Что может
быть более противоестественно, нежели кандидат, шпендрик, за полчаса до начала
операции пристающий с фамильярностями к капралу!
– Сейчас не время, – по возможности сухо сказал он.
– Ты волнуешься? – спросил Максим сочувственно.
Гай остановился и поднял глаза к небу. Ну что делать, что
делать? Оказывается, совершенно невозможно цыкать такого вот добродушного
наивного гиганта, да еще спасителя твоей сестры, да еще – чего греха таить –
человека, во всех отношениях, кроме строевого, гораздо выше тебя самого… Гай
огляделся и сказал просительно:
– Послушай, Мак, ты ставишь меня в неловкое положение.
Когда мы в казарме, я твой капрал, начальник, я приказываю – ты подчиняешься. Я
тебе сто раз говорил…
– Но я же готов подчиняться, приказывай! – возразил
Максим. – Я знаю что такое дисциплина. Приказывай.
– Я уже приказал. Займись подгонкой снаряжения.
– Нет, извини меня, Гай, ты приказал не так. Ты
приказал отдыхать и подгонять снаряжение, ты забыл? Снаряжение я подогнал,
теперь отдыхаю. Давай поиграем, я придумал хорошее слово…
– Мак, пойми: подчиненный имеет право обращаться к
начальнику, во-первых, только по установленной форме, а во-вторых,
исключительно по службе.
– Да, я помню. Параграф девять… Но ведь это во время
службы. А сейчас мы с тобой отдыхаем…
– Откуда ты взял, что я отдыхаю? – спросил Гай. Они
стояли за макетом забора с колючей проволокой, и здесь их, слава богу, никто не
видел: никто не видит, как эта башня привалилась плечом к забору и все время
порывается взять своего капрала за пуговицу. – Я отдыхаю только дома, но даже
дома я никакому подчиненному не позволил бы… Послушай, отпусти мою пуговицу и
застегни свою…
Максим застегнулся и сказал:
– На службе одно, дома другое. Зачем?
– Давай не будем об этом говорить. Мне надоело
повторять тебе одно и то же… Кстати, когда ты перестанешь улыбаться в строю?
– В уставе об этом не сказано, – немедленно ответил
Максим. – А что касается повторять одно и то же, то вот что. Ты не обижайся,
Гай, я знаю: ты не говорец… не речевик…
– Кто?
– Ты не человек, который умеет красиво говорить.
– Оратор?
– Оратор… Да, не оратор. Но все равно. Ты сегодня
обратился к нам с речью. Слова правильные, хорошие. Но когда ты дома говорил
мне о задачах Гвардии и о положении страны, это было очень интересно. Это было
очень по-твоему. А здесь ты в седьмой раз говоришь одно и то же, и все не
по-твоему. Очень верно. Очень одинаково. Очень скучно. А? Не обиделся?
