Максим слушал Гая, его бесхитростные рассказы о
строительстве башен противобаллистической защиты на южной границе, как по ночам
людоеды подкрадываются к строительным площадкам и похищают воспитуемых-рабочих
и сторожевых гвардейцев; как в темноте неслышными призраками нападают
беспощадные упыри, полу-люди, полу-медведи, полу-собаки; слушал его
восторженную хвалу системе ПБЗ, которая создавалась ценой невероятных лишений в
последние годы войны, которая по сути и прекратила военные действия, защитив
страну с воздуха, которая и теперь является единственной гарантией безопасности
от агрессии с севера… А эти мерзавцы устраивают нападения на отражательные
башни, продажная сволочь, убийцы женщин и детей, купленные на грязные деньги
Хонти и Пандеи, выродки, мразь хуже всякого Крысолова… Нервное лицо Гая
искажалось ненавистью. Здесь самое главное, говорил он, постукивая кулаком по
столу, и поэтому я пошел в Гвардию, не на завод, не в поле, не в контору – в
Боевую Гвардию, которая сейчас отвечает за все…
Максим слушал жадно, как страшную, невозможную сказку, тем
более страшную и невозможную, что все это было на самом деле, что многое и
многое из этого продолжало быть, а самое страшное и самое невозможное из этого
могло повториться в любую минуту. Смешно и стыдно стало ему думать о
собственных неурядицах, игрушечными сделались его собственные проблемы –
какой-то там контакт, нуль-передатчик, тоска по дому, ломание рук…
Грузовик круто свернул в неширокую улицу с многоэтажными
кирпичными домами, и Панди сказал: «Приехали». Прохожие на тротуаре шарахнулись
к стенам, закрываясь от света фар. Грузовик остановился, над кабиной водителя
выдвинулась длинная телескопическая антенна.
– Выходи! – в один голос гаркнули командиры второй и
третьей секции, и гвардейцы посыпались через борта.
– Первой секции остаться на месте! – скомандовал Гай.
Вскочившие было Панди и Максим снова сели.
– На тройки разберись! – орали капралы на тротуаре. –
Вторая секция, вперед! Третья секция, за мной!
Прогрохотали подкованные сапоги, восторженно взвизгнул
женский голос, кто-то с верхнего этажа пронзительно завопил:
– Господа! Боевая Гвардия!…
– Да здравствует Боевая Гвардия!
– Ура! – закричали бледные люди, прижимавшиеся к
стенам, чтобы не мешать. Эти прохожие словно ждали здесь гвардейцев и теперь,
дождавшись, радовались им, как лучшим друзьям.
Сидевший справа от Максима кандидат Зойза, совсем еще
мальчишка, длинный, тощий, с белесым пухом на щеках, ткнул Максима острым
локтем в бок и радостно подмигнул. Максим улыбнулся в ответ. Секции уже исчезли
в подъездах, у дверей стояли только капралы, стояли твердо, надежно, с
неподвижными лицами под беретами набекрень. Хлопнула дверь кабины, и голос
ротмистра Чачу прокаркал:
– Первая секция, выходи, стройся!
Максим прыжком перемахнул через борт. Когда секция
построилась, ротмистр движением руки остановил Гая, подбежавшего с рапортом,
подошел к строю вплотную и скомандовал:
– Надеть каски!
Действительные рядовые словно ждали этой команды, а
кандидаты несколько замешкались. Ротмистр, нетерпеливо постукивая каблуком,
дождался, пока Зойза справится с подбородочным ремнем, и скомандовал «направо»
и «бегом вперед». Он сам побежал впереди, неуклюже-ловкий, сильно отмахивая
покалеченной рукой, ведя секцию под темную арку мимо железных баков с гниющими
отбросами, во двор, узкий и мрачный, как колодец, заставленный поленницами
дров, свернул под другую арку, такую же мрачную и вонючую, и остановился перед
облупленной дверью под тусклой лампочкой.
– Внимание! – каркнул он. – Первая тройка и кандидат
Сим пойдут со мной. Остальные останутся здесь. Капрал Гаал, по свистку вторую
тройку ко мне наверх, на четвертый этаж. Никого не выпускать, брать живым,
стрелять только в крайнем случае. Первая тройка и кандидат Сим, за мной!
Он толкнул обшарпанную дверь и исчез. Максим, обогнав Панди,
кинулся следом. За дверью оказалась крутая каменная лестница с липкими
железными перилами, узкая и грязная, озаренная каким-то нездоровым гнойным
светом. Ротмистр резво, через три ступеньки, бежал вверх. Максим нагнал его и
увидел в его руке пистолет. Тогда Максим на бегу снял с шеи автомат, на секунду
он ощутил тошноту при мысли, что сейчас, может быть, придется стрелять в людей,
но отогнал эту мысль – это были не люди, это были животные, хуже усатого
Крысолова, хуже пятнистых обезьян, – и гнусная слякоть под ногами, гнойный
свет, захарканные стены подтверждали и поддерживали это ощущение.
Второй этаж. Удушливый кухонный чад, в щели приоткрытой
двери с лохмотьями рогожи – испуганное старушечье лицо. С мявом шарахается
из-под ног ополоумевшая кошка. Третий этаж. Какой-то болван оставил посередине
площадки ведро с помоями. Ротмистр сшибает ведро, помои летят в пролет.
«Массаракш…» – рычит снизу Панди. Парень и девушка, обнявшись, прижались в
темном углу, лица у них испуганно-радостные. «Прочь, вниз!» – каркает на бегу
ротмистр. Четвертый этаж. Безобразная коричневая дверь с облезшей масляной
краской, исцарапанная жестяная дощечка с надписью: «Гобби, зубной врач. Прием в
любое время». За дверью кто-то протяжно кричит. Ротмистр останавливается и
хрипит: «Замок!» По его черному лицу катится пот. Максим не понимает.
Набежавший Панди отталкивает его, приставляет дуло автомата к двери под ручкой
и дает очередь. Сыплются искры, летят куски дерева, и сейчас же, словно в
ответ, за дверью глухо, сквозь протяжный крик, хлопают выстрелы, снова с
треском летят щепки, что-то горячее, плотное с гнусным визгом проносится у
Максима над головой. Ротмистр распахивает дверь, там темно, желтые вспышки
выстрелов озаряют клубы дыма. «За мной!» – хрипит ротмистр и ныряет головой
вперед навстречу вспышкам. Максим и Панди рвутся вслед за ним, дверь узкая,
придавленный Панди коротко вякает. Коридор, духота, пороховой дым. Угроза
слева. Максим выбрасывает руку, ловит горячий ствол, рвет оружие от себя и
вверх. Тихо, но ужасающе отчетливо хрустят чьи-то вывернутые суставы, большое
мягкое тело застывает в безвольном падении. Впереди, в дыму, ротмистр каркает:
«Не стрелять! Брать живьем!» Максим бросает автомат и врывается в большую освещенную
комнату. Здесь очень много книг и картин, и стрелять здесь не в кого. На полу
корчатся двое мужчин. Один из них все время кричит, уже охрип, но все кричит. В
кресле, откинув голову, лежит в обмороке женщина – белая до прозрачности.
Комната полна болью. Ротмистр стоит над кричащим человеком и озирается,
засовывая пистолет в кобуру. Сильно толкнув Максима, в комнату вваливается
Панди, за ним гвардейцы волокут грузное тело того, кто стрелял. Кандидат Зойза,
мокрый и взволнованный, без улыбки протягивает Максиму брошенный автомат.
Ротмистр поворачивает к ним свое страшное черное лицо. «А где еще один?» –
каркает он, и в тот же момент падает синяя портьера, с подоконника тяжело
соскакивает длинный худой человек в белом запятнанном халате. Он как слепой идет
на ротмистра, медленно поднимая два огромных пистолета на уровень стеклянных от
боли глаз. «Ай!» – кричит Зойза…
