Запалы были рассчитаны на пять минут, он поочередно включил
их все и побежал назад, к Генералу и Мемо. Что-то мешало ему, он остановился,
поискал глазами и понял: Орди. Бегом, глядя под ноги, чтобы не споткнуться, он
вернулся к ней, поднял на плечо легкое тело и снова бегом, глядя под ноги,
чтобы не споткнуться, – к проволоке, к северному проходу, где мучились Генерал
и Мемо, но им недолго уже оставалось мучиться. Он остановился возле них и
обернулся к башне.
И вот исполнилась эта бессмысленная мечта подпольщиков.
Быстро, одна за другой, треснули мины, основание башни заволокло дымом, а затем
слепящие огни погасли, стало непроглядно темно, в темноте заскрежетало,
загрохотало, тряхнуло землю, с лязгом подпрыгнуло и снова тряхнуло землю.
Максим поглядел на часы. Было семнадцать минут
одиннадцатого. Глаза привыкли к темноте, снова стала видна развороченная
проволока, и стала видна башня. Она лежала в стороне от капонира, где все еще
горело, растопырив изуродованные взрывами опоры.
– Кто здесь? – прохрипел Генерал, завозившись.
– Я, – сказал Максим. Он нагнулся. – Пора уходить. Куда
вам попало? Вы можете идти?
– Погоди, – сказал Генерал. – Что с башней?
– Башня готова, – проговорил Максим. Орди лежала на его
плече, и он не знал, как сказать о ней.
– Не может быть, – сказал Генерал, приподнимаясь. –
Массаракш! Неужели?… – Он засмеялся и опять лег. – Слушай, Мак, я ничего не
соображаю… Сколько времени?
– Двадцать минут одиннадцатого.
– Значит, все верно… Мы ее прикончили… Молодец, Мак…
Подожди, а это кто рядом?
– Копыто, – сказал Максим.
– Дышит, – сказал Генерал. – Подожди, а кто еще жив?
Это у тебя кто?
– Это Орди, – с трудом сказал Максим.
Несколько секунд Генерал молчал.
– Орди… – повторил он нерешительно и встал,
пошатываясь. – Орди, – снова повторил он и приложил ладонь к ее щеке. Некоторое
время они молчали. Потом Мемо хрипло спросил:
– Который час?
– Двадцать две минуты, – сказал Максим.
– Где мы? – спросил Мемо.
– Нужно уходить, – сказал Максим.
Генерал повернулся и пошел через проход в проволоке. Его
сильно шатало. Тогда Максим нагнулся, взвалил на другое плечо грузного Мемо и
двинулся следом. Он догнал Генерала, и тот остановился.
– Только раненых, – сказал он.
– Я донесу, – сказал Максим.
– Выполняй приказ, – сказал Генерал. – Только раненых.
Он протянул руки и, постанывая от боли, снял тело Орди с
плеча Максима. Он не мог удержать ее и сразу положил на землю.
– Только раненых, – сказал он странным голосом. –
Бегом… марш!
– Где мы? – спросил Мемо. – Кто тут? Где мы?
– Держитесь за мой пояс, – сказал Максим Генералу и
побежал. Мемо вскрикнул и обмяк. Голова его болталась, руки болтались, ноги
поддавали Максиму в спину. Генерал, громко и сипло дыша, бежал по пятам,
держась за пояс.
Они вбежали в лес, по лицу захлестали мокрые ветви, Максим
увертывался от деревьев, бросавшихся навстречу, перепрыгивал через
выскакивавшие пни, это оказалось труднее, чем он думал, он был уже не тот, и
воздух здесь был не тот, и вообще все было не так, все было неправильно, все
было не нужно и бессмысленно. Позади оставались поломанные кусты, и кровавый
след, и запах, а дороги уже давно оцеплены, рвутся с поводков собаки, и
ротмистр Чачу с пистолетом в руке, каркая команды, косолапо бежит по асфальту,
перемахивает кювет и первым ныряет в лес. Позади оставалась дурацкая поваленная
башня, и обгоревшие гвардейцы, и трое мертвых товарищей, а здесь было двое,
израненных, полумертвых, не имеющих почти никаких шансов… и все ради одной
башни, одной дурацкой, бессмысленной, грязной, ржавой башни, одной из десятков
тысяч таких же… больше я никому не позволю совершать такие глупости, нет, скажу
я, я это видел… сколько крови, и все за груду бесполезного ржавого железа, одна
молодая глупая жизнь за ржавое железо, и одна старая глупая жизнь за жалкую
надежду хоть несколько дней побыть, как люди, и одна расстрелянная любовь –
даже не за железо и даже не за надежду… если вы хотите просто выжить, скажу я,
то зачем же вы так просто умираете, так дешево умираете… массаракш, я не
позволю им умирать, они у меня будут жить, научатся жить… какой болван, как я
пошел на это, как я им позволил пойти на это…
Он стремглав выскочил на проселок, держа Мемо на плече и
волоча Генерала подмышки, огляделся – Малыш уже бежал к нему от межевого знака,
мокрый, пахнущий потом и страхом.
– Это – все? – спросил он с ужасом, и Максим был ему
благодарен за этот ужас.
Они дотащили раненых до мотоцикла, впихнули Мемо в коляску,
а Генерала посадили на заднее седло, и Малыш привязал его к себе ремнем. В лесу
было еще тихо, но Максим знал, что это ничего не означает.
– Вперед, – сказал он. – Не останавливайся, прорывайся…
– Знаю, – сказал Малыш. – А ты?
– Я постараюсь отвлечь их на себя. Не беспокойся, я
уйду.
– Безнадега, – сказал Малыш с тоской, дернул стартер, и
мотоцикл затрещал. – Ну, хоть башню-то взорвали? – крикнул он.
– Да, – сказал Максим, и Малыш умчался.
Оставшись один, Максим несколько секунд стоял неподвижно,
потом кинулся обратно в лес. На первой же попавшейся полянке он сорвал с себя
куртку и швырнул в кусты. Потом бегом вернулся на дорогу и некоторое время
бежал изо всех сил по направлению к городу, остановился, отцепил от пояса
гранаты, разбросал их по дороге, продрался сквозь кусты на другой стороне,
стараясь сломать как можно больше веток, бросил за кустами носовой платок и
только тогда побежал прочь через лес, перестраиваясь на ровный охотничий бег,
которым ему предстояло пробежать десять или пятнадцать километров.
Он бежал, ни о чем не думая, следя только за тем, чтобы не
отклониться сильно от направления на юго-запад и выбирая место, куда ставить
ногу. Дважды он пересекал дорогу, один раз – проселочную, на которой было пусто,
и другой раз – Курортное шоссе, где тоже никого не было, но здесь он впервые
услышал собак. Он не мог определить, какие это собаки, но на всякий случай дал
большой крюк и через полтора часа оказался среди пакгаузов городской
сортировочной станции.
Здесь светились огни, жалобно посвистывали паровозы, сновали
люди. Здесь, вероятно, ничего не знали, но бежать было уже нельзя – могли
принять за вора. Он перешел на шаг, а когда мимо грузно покатился в город
тяжелый товарный состав, вскочил на первую же попавшуюся платформу с песком,
залег и так доехал до самого бетонного завода. Тут он соскочил, отряхнул песок,
слегка запачкал руки песком и мазутом и стал думать, что делать дальше.
