– Говорите.
– Я войду в здание, вы останетесь в машине. Через
некоторое время поднимется тревога, может быть, начнется стрельба. Это не
должно вас касаться. Вы продолжаете сидеть в машине и ждать. Вы ждете… – Максим
подумал, прикидывая. – Вы ждете двадцать минут. Если в течение этого времени вы
получите лучевой удар, значит, все обошлось. Можете падать в обморок со
счастливой улыбкой на лице… Если нет – выходите из машины. В багажнике лежит
бомба с синхронным запалом на десять минут. Выгрузите бомбу на мостовую,
включите запал и уезжайте. Будет паника. Очень большая паника. Постарайтесь
выжать из нее все, что только можно.
Некоторое время Вепрь размышлял.
– Вы не разрешите мне позвонить кое-куда? – спросил он.
– Нет, – сказал Максим.
– Видите ли, – сказал Вепрь, – если вас не убьют, то,
насколько я понимаю, вам наверняка понадобятся люди, готовые к бою. Если вас
убьют, люди понадобятся мне. Вы ведь для этого меня и взяли, на случай, если
вас убьют… Но один я смогу только начать, а времени будет мало, и людей надо
предупредить заранее. Вот я и хочу их предупредить.
– Штаб? – спросил Максим неприязненно.
– Ни в коем случае. У меня есть своя группа.
Максим молчал. Впереди уже поднималось серое пятиэтажное
здание с каменной стеной вдоль фронтона. То самое. Где-то там бродила по
коридорам Рыба, орал и плевался разгневанный Бегемот. И там был Центр. Круг
замыкался.
– Ладно, – сказал Максим. – У входа есть
телефон-автомат. Когда я войду внутрь – но не раньше! – можете выйти из машины
и позвонить.
– Хорошо, – сказал Вепрь.
Они уже подъезжали к повороту автострады. Почему-то Максим
вспомнил Раду и представил себе, что с нею станется, если он не вернется. Плохо
ей будет. А может быть, и ничего. Может быть, наоборот, ее выпустят… Все равно
– одна. Гая нет, меня нет… Бедная девочка…
– У вас есть семья? – спросил он Вепря.
– Да. Жена.
Максим покусал губу.
– Извините, что так неловко получилось, – пробормотал
он.
– Ничего, – спокойно сказал Вепрь. – Я попрощался. Я
всегда прощаюсь, когда ухожу из дому… Вот это, значит и есть Центр? Кто бы мог
подумать… Все знают, что здесь телецентр и радиоцентр, а здесь, оказывается,
еще и просто Центр…
Максим остановился на стоянке, втиснувшись между ветхой
малолитражкой и роскошным правительственным лимузином.
– Ну, все, – сказал он. – Пожелайте мне удачи.
– От всей души… – сказал Вепрь. Голос его осекся, и он
закашлялся. – Все-таки я дожил до этого дня, – пробормотал он.
Максим положил щеку на руль.
– Хорошо бы этот день пережить… – сказал он. – Хорошо
бы увидеть вечер… – Вепрь посмотрел на него с тревогой. – Неохота идти, –
объяснил Максим. – Ох, неохота… Кстати, Вепрь, имейте в виду и расскажите своим
друзьям. Вы живете не на внутренней поверхности шара. Вы живете на внешней
поверхности шара. И таких шаров еще множество в мире, на некоторых живут
гораздо хуже вас, а на некоторых – гораздо лучше вас. Но нигде больше не живут
глупее… Не верите? Ну и черт с вами. Я пошел.
Он распахнул дверцу и вылез наружу. Он прошел по
асфальтированной стоянке и стал подниматься по каменной лестнице, ступенька за
ступенькой, нащупывая в кармане входной пропуск, который сделал для него
прокурор, и внутренний пропуск, который сделал для него прокурор, и простую
розовую картонку, изображающую пропуск, который прокурор так и не сумел ни
сделать, ни украсть для него. Было жарко, небо блестело, как алюминий,
непроницаемое небо обитаемого острова. Каменные ступени жгли сквозь подметки, а
может быть, это только казалось. Все было глупо. Вся затея была бездарной. На
кой черт все это делать, если подготовиться толком не успели… А вдруг там сидит
не один офицер, а два? Или даже три офицера сидят в этой комнатке и ждут меня с
автоматами наготове?… Ротмистр Чачу стрелял из пистолета, калибр тот же, только
пуль будет больше, и я уже не тот, что прежде, он уже основательно укатал меня,
мой обитаемый остров. И уползти на этот раз не дадут… Я – дурак. Был дурак,
дураком и остался. Купил меня господин прокурор, поймал на удочку… Но как он
мне поверил? Уму непостижимо… Хорошо бы сейчас удрать в горы, подышать чистым
горным воздухом, так мне и не довелось побывать в здешних горах… Очень люблю
горы… Такой умный, недоверчивый человек – и доверил мне такую драгоценность!
Величайшее сокровище этого мира! Это гнусное, отвратительное, подлое сокровище…
Будь оно проклято, массаракш, и еще раз массаракш, и еще тридцать три раза
массаракш!
Он открыл стеклянную дверь и протянул гвардейцу входной
пропуск. Потом он пересек вестибюль – мимо девицы в очках, которая все ставила
штампы, мимо администратора в каскетке, который все ругался с кем-то по
телефону, – и у входа в коридор показал другому гвардейцу внутренний пропуск.
Гвардеец кивнул ему, они были уже, можно сказать, знакомы: последние три дня
Максим приходил сюда ежедневно.
Дальше.
Он прошел по длинному, без дверей, коридору и свернул
налево. Здесь он был всего второй раз. Первый раз – позавчера, по ошибке. («Вам
собственно куда нужно, сударь?» – «Мне собственно нужно в шестнадцатую комнату,
капрал». – «Вы ошиблись, сударь. Вам – в следующий коридор». – «Извините,
капрал, виноват. Действительно…»)
Он подал капралу внутренний пропуск и покосился на двух
здоровенных гвардейцев с автоматами, неподвижно стоящих по сторонам двери
напротив. Потом взглянул на дверь, в которую ему предстояло войти. «ОТДЕЛ
СПЕЦИАЛЬНЫХ ПЕРЕВОЗОК». Капрал внимательно рассматривал пропуск, потом, все еще
продолжая рассматривать, нажал какую-то кнопку в стене, за дверью зазвенел
звонок. Теперь он там приготовился, офицер, который сидит рядом с зеленой
портьерой. Или два офицера приготовились. Или, может быть, даже три офицера…
Они ждут, когда я войду. И если я испугаюсь их и выскочу обратно, меня встретит
капрал, и встретят гвардейцы, охраняющие дверь без таблички, за которой должно
быть полно-полно солдат.
Капрал вернул пропуск и сказал:
– Прошу. Приготовьте документы.
Максим, доставая розовую картонку, раскрыл дверь и шагнул в
комнату.
Массаракш.
Так и есть.
Не одна комната. Три. Анфиладой. И в конце – зеленая
портьера. И ковровая дорожка из-под ног до самой портьеры. По крайней мере,
тридцать метров.
И не два офицера. Даже не три. Шестеро.
Двое в армейском сером – в первой комнате. Уже навели
автоматы.
Двое в гвардейском черном – во второй комнате. Еще не
навели, но тоже готовы.
Двое в штатском – по сторонам зеленой портьеры в третьей
комнате. Один повернул голову, смотрит куда-то вбок…
