— Атрофия руки - еще не повод являться к подчиненным в пьяном виде.
Очевидно, Моллок что-то возразил, поскольку чревовещание рассыпалось сбивчивыми, бессвязными обрывками, после чего, наконец, сложилось в членораздельное урчание:
— Тут вы правы, и этот факт необходимо принять во внимание: в самом деле, если семья покрыла себя славой во время столь серьезного события, как Восстание сипаев
[199]
, ее прямых потомков можно разжаловать лишь в случае государственной измены, громкого скандала или явного мошенничества...
Голос умолк, но потом загудел снова, заглушая своими раскатами крики павлинов в саду.
— Кто знает: возможно, это было бы вполне разумным решением? .. Ведь если Фулхэм не станет влезать в новые долги, его доходов вполне хватит на содержание семьи, и, уже прослужив десять лет, он, вероятно, получит разрешение на женитьбу... Да, заплатить парсскому ростовщику... Остепениться... Энергичная супруга...
Панкха успела скрипнуть всего пару раз, когда майор Снеллер, голосом, доносившимся то ли из гулких катакомб, то ли из чрева библейского Бегемота, заявил о своем намерении направить Эдварда Фулхэма на путь к священным узам гименея.
Эдвард Фулхэм и сам подумывал об этом средстве: ему уже стукнуло тридцать четыре, и он вовсе не собирался оставаться холостяком. Единственная трудность - крайний дефицит потенциальных супруг. Фулхэм тянул время. Высокий и довольно смуглый (загар маскировал вызванную уж точно не минеральной водой эритему), он производил впечатление человека крепкого, хотя левая рука была тоньше и короче правой. Говорил мало, изрекая в основном банальности, и часто проводил рукой по желтым волосам, словно желая убедиться, что они все еще на месте. Уроженец Каунпора, где его отец поступил на службу во вспомогательные войска после победы при Лакхнау, Эдвард Фэрфилд Фулхэм всю жизнь, за вычетом учебы в Эксетерском колледже, провел в Индии и даже не представлял, что можно жить где-нибудь еще. Потому он раз и навсегда перенял англо-индийский уклад, варварские, но вместе с тем весьма запутанные обычаи и говор: этот мир нельзя было сравнить ни с одной другой цивилизацией - отставая от британских нравов на каких-нибудь сорок лет, он был тесно связан со средневековыми традициями моголов. Слабый писк грифов, обходы с визитами (при которых просто оставляли свою визитную карточку в специальной коробке), «клетки», иерархические правила, неожиданное прибытие окружного офицера, курение черутов на веранде и ежегодный Кубок Кадира на аллювиальных равнинах в окрестностях Мирута
[200]
. Ведь Эдвард Фулхэм обитал нынче в Мируте, где из-за малообщительного характера его определили в казначейство.
Конформист от рождения и, возможно, в силу заменявшего мудрость смирения, Эдвард Фулхэм нисколько не сопротивлялся угрюмо ворчавшему майору Снеллеру, который убеждал его жениться по случаю выхода в отставку.
Вольный год пролетел, как один день: поначалу Эдвард Фулхэм пьянствовал и удил рыбу в Соммерсете, затем курсировал по Бристольскому заливу, после чего, вдруг спохватившись, провел пару недель в Лондоне. Он делил время между покупками самого необходимого и поисками супруги, которую рассчитывал найти среди учащихся санитарок какой-нибудь больницы, так как ему сообщили, что это займет минимум времени, но затем вдруг забил тревогу и даже подумывал о «рыболовной флотилии»
[201]
. Хотя, в конце концов, почему бы и нет?..
— Да входи же, Гусси... Нет, ты нам не помешаешь...
В комнате еще царил полумрак, и темный силуэт Августы на секунду проступил на фоне освещенной лестничной площадки.
— Зажги, пожалуйста, свет, Гусси, и я познакомлю тебя с мистером Фулхэмом.
Свет распустился матовым тюльпаном, залив холодным голубым молоком лежавшего на белой кровати дядюшку Фреда в длинном плаще с подпалинами, стол с остатками чаепития, выцветшие и продавленные приземистые кресла. Столкнувшись лицом к лицу, Эдвард и Августа не заметили друг в друге ничего особенного или хотя бы привлекательного, но подумали об одном и том же. Эдвард промямлил что-то о старинных индийских знакомствах и расходящихся неисповедимыми путями судьбах. Подобно дядюшке Фреду, он тоже произносил: «Инндхия». Ну, и каково живется в Мируте? Да как и повсюду в Инндхии...
Августа понимающе кивнула: она досконально изучила эту жизнь - под звуки барабанов торжественно шествовали слоны в попонах из золотой парчи, а пажи размахивали большими опахалами с серебряной бахромой; кружевные дворцы из розового камня, сверкавшие зеркалами галереи, мраморные фонтаны в садах, благоухавшие ладаном храмы - венец всякого совершенства. Она молча грезила, но разговор у дядюшки Фреда и мистера Фулхэма не клеился: им нечего было друг другу сказать.
После ухода гостя Августа принялась корить себя за то, что так и не смогла блеснуть, терзалась мыслью, что снова упустила свой шанс, но на следующий день Фулхэм пришел уже с дорогущим букетом и попросил ее руки.
Миссис Гудвин испытала огромное облегчение. Джимова дочка - уже двадцатичетырехлетняя, некрасивая бесприданница, но, главное, дочь того самого Джима, что разгромил механическое пианино! Наконец-то миссис Гудвин избавится от ответственности (ведь в наше время ни в чем нельзя поручиться), наконец-то жить станет легче. Вырвавшись на волю, миссис Гудвин рассудила, что полезно съездить на море, ведь погода стоит превосходная, но загвоздка была именно в том, что столь позднее время года не подходило для отъезда Августы.
— С марта по конец июня Индия превращается в пекло, - сказал Эдвард, - а потом начинаются муссоны. Для первого знакомства это не годится.
— Как тактично, деликатно и уважительно с вашей стороны, Эдвард! - прощебетала тетушка Мёртл, а миссис Гудвин испугалась, не разрушит ли какая-нибудь случайность намеченный союз?
— До вашего отъезда еще две недели, Эдвард. Вы можете пожениться сейчас, а Августа приедет к вам осенью.
— Почему бы и нет? Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
Они сдержанно усмехнулись, и в резком свете люстры лица показались масками. Если бы это зависело только от них, Августа с матерью тотчас занялись бы приготовлениями. Все делалось наспех, впопыхах: две недели спустя, за сутки до отплытия Эдварда Фулхэма, они обвенчались в церкви святой Бригиты - в лихорадочном, немного комичном темпе, напоминавшем инсценировку.
