— Вспомни текст, который был в одном файле с фотографией на одесской кухне. Вовка упоминает некое свойство, передававшееся в их семье по мужской линии. Мне кажется, что он имел в виду фамильную склонность к диссоциативным расстройствам.
— А может быть, он имел в виду склонность к крепкому спиртному и одиночным восхождениям? Это все догадки, толстый. Слушай, у меня этот «слоб» не идет из головы. Что это, а? «Своевременная лоботомия»? «Слабые обороты»?
— Слобоумие, — сказал Бравик. — Ты поверхностный человек. Надо отыскивать закономерности, а тебя занимают детали.
В одном из карманов Гениной куртки приглушенно зазвонил телефон, и Гена стал лихорадочно его отыскивать.
— Да! — сказал он, вытащив телефон. — Слушаю!
— Привет, Генка, — сказал Худой. — Как дела?
— Ну? Открыл?
— Открыл, открыл. Не надо так нервничать.
— Что такое «слоб»?
— «Сашка Лобода».
— Что в файле?
— Ничего хорошего, как обычно. Справка об инвалидности.
— Чем он болел?
— Перелом височной кости. Еще там есть текст.
— Не говори сейчас. Молчи. Я предпочитаю изучать эти духоподъемные тексты коллективно.
— Я тебя хорошо понимаю. Мне тоже не нравятся Вовины тексты. Но еще меньше мне нравятся его фотографии.
— Давай встретимся у Вовки. Мы с Бравиком сейчас на «Кропоткинской». Когда ты сможешь подъехать?
— У Вовки… Ну-ну. Ладно, давай у Вовки. Через час, да? Я позвоню Никону, скажу, чтоб через час подъезжал.
— Пока.
— Погоди, — сказал Худой. — Сегодня урожайный день. Кроме файла «слоб», открылись файлы «эхо» и «лав». На три файла был один пароль.
— «Лав» это про Ольгу?
— «Лав» означает «лавина». В файле газетная статья с фотографией. Восьмого февраля две тысячи седьмого года на северном склоне Чегета сошла лавина. Под ней погибли три человека. Один из них — Паша Шевелев.
* * *
Никон ехал по набережной, в левом окне проплыли Софийская набережная и старое задание английского посольства в лесах и зеленой сетке. Зазвонил телефон.
— Да, Ген, — сказал Никон, — я уже подъезжаю. Вы где?
— Во дворе, перед домом, — сказал Гена. — Ждем тебя.
Они с Бравиком сидели на скамейке возле дома Гариваса. Из-за угла вышел Худой.
— Я скоро буду, — сказал Никон.
Навстречу стояла плотная пробка, а он свободно ехал под восемьдесят.
Над машиной пролетела темная громада Каменного моста, Никон прибавил скорости, и по другую сторону Москвы-реки понеслись назад Театр Эстрады с баннером «Девятый сезон — Норд-Ост!», фабрика «Красный Октябрь» и ЦДХ. Через четверть часа он оставил машину на Усачевке и подошел к дому. Бравик, Худой и Гена ждали у подъезда. Они поднялись на этаж, Бравик открыл дверь, друзья вошли.
— Чай заварю, — сказал Гена и ушел на кухню.
— Мне — кофе, — сказал ему вслед Худой.
Никон сел в кресло и положил ногу. Худой провел рукой по корешкам виниловых пластинок. Здесь не было ни одного репринта — только «Polydor», «Parlophon» и «HMV». Гаривас собирал пластинки битлов с первого курса, самой драгоценной была «Help!» с автографом Харрисона. Поверх пластинок лежала истрепанная книжка, «Очерки гнойной хирургии» Войно-Ясенецкого.
Бравик сел за стол, протер платком очки.
— Открывай, Вадик, — сказал он. — Начнем.
Худой поставил на стол лэптоп, включил. Никон грузно заворочался в кресле, достал из кармана брюк сигареты. С кухни, где хозяйничал Гена, слышались позвякивание чашек, хлопнула створка шкафа, зашумел закипающий чайник.
— Странно, да? — Бравик оглядел комнату. — Он сюда уже не войдет.
— Я тысячу раз приезжал сюда без него. — Худой сел на диван. — Ночевал тут без него. А сейчас — как в музее.
— Начнем с лавины, — сказал Бравик.
Худой подвигал пальцем по сенсорной панели, открыл первый файл.
Вошел Гена, присел на край стола.
— Это скан газетной страницы, — сказал Худой.
Гена наклонился к монитору.
— Твою мать… — прошептал он. — Да, это Паша.
— Куртка его. — Худой кивнул. — Оранжевая, «BASK».
— А кто эти двое? — спросил Никон.
— У Фридмана был такой шлем, — сказал Худой. — Это Костя Фридман.
— Читай вслух, — сказал Никон.
— «Восьмого февраля на северном склоне Чегета произошла трагедия. На участок, именуемый на местном жаргоне “Погремушкой”, сошла лавина. Ничто не предвещало беды, наиболее лавиноопасное время в этих местах — март. Но сказался многоснежный январь: на вышележащем участке склона скопилась огромная снежная масса. Декабрь в Баксанском ущелье выдался очень холодным, и по этой причине, как считают специалисты местной спасательной службы, многотонная масса снега, выпавшего в январе, не схватилась с промерзшим склоном. После оттепели в первых числах февраля и последующего восьмидневного снегопада груз снега, скопившегося выше “Погремушки”, стал критическим. Лавина сошла в четырнадцать часов двадцать две минуты. По предварительным данным под ней погибли три человека. Все они были профессиональными фрирайдерами, а двое из них работали на Чегете гидами. К поисково-спасательным работам были привлечены все сотрудники Эльбрусской ТПСС и силы Южного регионального центра МЧС. Как сообщил начальник службы чрезвычайных ситуаций Баксанского района Кантемир Давыдов, в спасательных работах были задействованы 150 сотрудников, 22 единицы техники и 8 поисковых собак. Поиск велся на площади в 3 гектара. Тела были найдены девятого февраля на глубине около трех метров. Погибшие были экипированы лавинными датчиками, поэтому тела нашли сравнительно скоро, несмотря на то, что спрессованный снег плотностью напоминал бетон. Погибшие были хорошо известны в местном горнолыжном сообществе. Как рассказал нашему корреспонденту директор агентства “White Guide”, погибшие прекрасно знали особенности чегетских трасс и обладали самой высокой горнолыжной квалификацией. Есть предположение, что фрирайдеры, спускаясь плотной группой, “подрезали” лавину. Кантемир Давыдов уже не в первый раз призвал фрирайдеров к осторожности».
Между глыб спрессованного снега, нарубленного лопатами, стояли спасатели, один держал в руках лавинный щуп. На двоих были только футболки, ярко светило солнце, человек в грязной голубой пуховке и темных очках что-то говорил в рацию. В правом нижнем углу снимка различались на снегу три тела. Труп в ярко-оранжевой куртке лежал на боку, колени были согнуты, одеревенелые руки вытянуты вперед, широко раскрытый рот забит снегом. Труп в коричневом шлеме и зеленой куртке лежал на спине, левая голень была неестественно вывернута под острым углом, словно у сломанной куклы. Третий труп застыл в эмбриональной позе, руки обхватили колени.
