– Что ей сделается, Москве? Стоит.
Шура удовлетворенно кивнул. Наверное, почувствовал взаимопонимание. Из интонации его вопроса и лаконизма дороховского ответа следовало, что о Москве все известно, а в Сибирске жизнь спокойнее и правильнее, хоть и снабжение хуже.
– Пойду, – Дорохов бросил в сугроб окурок. – Елку пора ставить. Привет… – он опять забыл, как зовут Шурину жену, – всем передавай.
– Своих поздравь от меня, – сказал Шура.
Дорохов пожал мозолистую ладонь и вошел в подъезд.
Он не елку торопился ставить, ему хотелось к машинке. То есть не то чтобы хотелось — ему надо было к машинке. К машинке было надо, а хотелось-то взять какую-нибудь «книгу из детства» и залечь на диван. Поставить рядом миску с кедровыми орешками, подложить под спину подушку, ноги укрыть пледом, включить торшер, валяться и читать «Гектора Сервардака» или «Тома Сойера за границей». Еще можно было вытащить из шкафа «Смока Беллью» или «Четырех танкистов и собаку» Януша Пшимановского, лежать до самого вечера, раскусывать сладковатые орешки.
В большой комнате папа включит «Время» или «Международную панораму». На кухне брякнет о конфорку сковорода, простучит о доску нож, зазвонит телефон, мама скажет тете Вале, что Мишка вчера прилетел, завтра его увидишь, нет, не изменился, курит только много и бреется редко. Ну, про это он мне не рассказывает, сама у него спроси. Какие там внуки, я уж и не надеюсь…
– Работай в кабинете, – предложил отец. – Я тебе мешать не буду.
– Лучше я у себя, пап, – сказал Дорохов. – Прокурю тебе кабинет, ты за год не выветришь.
Папа, наверное, думал, что он пишет статью. Папа с воодушевлением встречал каждую его статью. То, что все статьи в соавторстве с экселенцем, папу не настораживало.
– Продуктивный научный руководитель это очень хорошо, – говорил отец. – Это, сын, до определенного момента – как мощный буксир. С докторской не тяни. Раз есть возможность, раз шеф тебя не притормаживает – не тяни. А то ведь, знаешь, по-разному бывает. Я иной раз гляжу: вырастит научный руководитель кандидата наук – и все. Начинает притормаживать. Кому-то второй доктор наук на кафедре не нужен. Или в отделе. Кто-то угрозу своему величию видит. А у тебя все способствует написанию докторской. Не упусти время.
Вчера Дорохов взял с отцовского стола округлую умильную «Эрику» с истертым до желтого рычажком каретки, отнес к себе. Его комната выглядела нежилой. Мелочей в ней всяких не было, раскрытой книжки, магнитофонных бобин на полу, портфеля на кресле, пачки «Примы» или «Астры» на подоконнике. Вместо темно-красных, плотных штор мама повесила тюлевые занавески. Самодельные стеллажи полупусты, почти все свои книги он понемногу вывез. Раньше на полу стояли катушечный «Сатурн-202 стерео», усилитель «Олимп», а в углах – колонки. Аппаратуру Дорохов вывез еще на первом курсе, сберег ее в общаге. Кое-что все же здесь сохранилось со школьных времен. Старенькие черные «варежки» висят на гвоздике, и под ними лежит на полу истертая коричневая груша. На стене по-прежнему висит политическая карта мира, Тихий океан исписан номерами телефонов. Возле острова Александра Селькирка – телефон Людки Зотовой. А ниже, возле Чили – номер Аркаши Самсонова, 65-27-24. Слева от Панамского канала – Аньки Балашовой номер, 65-17-25. А возле мыса Горн – телефон Ковбоя, 65-09-80. Над письменным столом с исцарапанной полировкой приколот иголками плакатик из чешского журнала «Атлетика» – французская сборная, чемпионат мира семьдесят шестого года. А на стене напротив – постеры «Bad Сompany» и «Queen» – «News Of The World», с ужасным гигантским роботом.
Он поставил на стол «Эрику», которая берет четыре копии, вот и все, и этого достаточно, нашел в кладовке настольную лампу с гнущейся стойкой и почти отмытой, еле-еле проглядывающей надписью голубым фломастером: «NAZARETH – CLOSE ENOUGH FOR ROCK’N’ROLL!». Поставил пепельницу, положил сигареты, прикнопил к раме плотное покрывало с диванчика (любил, чтобы в комнате свет был только от настольной лампы) – и достал из сумки папку. Заправил лист, опробовал машинку: «рпрапылвненупаивтжо». «Эрика» работала отлично, плавно и четко. Легко, почти как электрическая. Едва коснешься клавиши пальцем – и тихий щелчок. Сеня говорил, что Дорохов писательство обставляет сентиментально. Сеня год тому назад подарил Дорохову прелестную «Mercedes Prima». Эту машинку Сенькин дедушка в тридцать втором году переделал под русский шрифт. «Эрика» тоже была сентиментальной, милой и старомодной. Дорохов не смог бы работать на громоздкой учрежденческой «Ятрани».
– Ма, я поработаю пару часов, – сказал Дорохов, заглянув на кухню, где замечательно шкворчало. – Ма, я буду курить, честно предупреждаю.
– Что ты хочешь на обед? – спросила мама. – Кабачки хочешь? Или голубцы?
– Я все хочу, – сказал он. – И кабачки, и голубцы. И борщ хочу. А соленые огурцы есть?
– Конечно, – мама улыбнулась. – Господи, я как подумаю, как ты там по столовкам. Огурцы есть, капуста есть. Тетя Валя принесла грибы. Она чудесно маринует белые.
Дорохов представил, как за новогодним столом выпьет ледяной водки из хрустальной рюмки и наколет на вилку желто-коричневый ломтик в маслянистом прозрачном маринаде.
– Все хочу! – плотоядно сказал он. – Home, sweet home! Я немного поработаю, потом пообедаем. Потом я с папой в шахматы сыграю. Вечером поставлю елку и буду смотреть фотографии.
В большой комнате, в шкафу лежали толстые альбомы с фотографиями. Семейные автомобильные путешествия – Иссык-Куль, Боровое, Прибалтика.
– Как трогательно, – насмешливо сказала мама и вынула из холодильника банку со сметаной. – Не забудь заглянуть к первой учительнице. Старушка будет рада.
Он хмыкнул, почесал нос и ушел в свою комнату. Сел за стол, заправил в машинку свежий лист и закурил.
«Итак, начнем, благословясь. Где я его оставил? Он у меня, значит, вернулся от инспектора…»
* * *
«…принят для беседы Севела Малук, торгового сословия, сын Иегуды Малука, квартал Хасмонеев. Ручателем выступил предъявитель жетона „Hermes, XXXIV“. Предъявитель находился в то время в Эфраиме, в отпуске. Знаю, что ручатель – уроженец города Эфраима и хорошо знает семью Малуков.
Впечатление от беседы сложилось наиблагоприятнейшее. Малук – образованный и серьезный молодой человек. Его мотивация вызывает уважение.
По разумению тессерария Клодия Деста очень верно, что наместник Вителлий обязал иных из здешних риторов (их прозывают kohen) обучаться праву. Были устроены семинары о Двенадцати Таблицах. Преподавал юстист Веллей Патеркул. Риторы учатся увлеченно и прилежно. Замечено, что особый интерес у них – к спискам речей консула-суффекта Домиция Афра. Видно, молодым риторам нравятся лаконизм и логика почтенного Домиция.
Луций Мирр.
Эфраим. Городская инспектура».
* * *
Они прекрасно встретили Новый год. Все было, как в прошлый раз, и как в позапрошлый, и как пять лет тому назад. Мама сделала салат, который в семье называли «кафедральным». Много лет назад мама на Восьмое марта приготовила такой салат у себя на кафедре. С тех пор салат с яблоками, соленым огурцом и говядиной называли в семье «кафедральным». Были также пельмени, холодец, соленые огурцы (огурцы и помидоры солил отец, Дорохов не знал солений вкуснее, чем отцовские), форшмак, тертая редька и маринованные белые грибы.
