– Отчего ж не понимать? Понимаю, – серьезно ответил Сенька. – Нездоровые у вас наблюдаются настроения, товарищ Берг. Вы должны помнить, товарищ Берг, что советский гражданин даже в сатиновых трусах на голову выше своего западного сверстника! Потому что у нас в руках самое передовое общественное учение – научный марксизм!
– Да, пиздец, – согласился Саша и встал из-за стола, чтобы подлить себе и Сеньке чаю. – "Зато мы делаем ракеты и покорили Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей". Человеком я себя там хочу чувствовать, Сеня. Во всем, до мелочей. Раз уж привалило мне такое счастье. И экономить я там не буду, а буду пить в баре кофе с коньяком. И суп из пакетиков кипятильником варить не буду.
Веришь?
– Не первый год знакомы, – кивнул Сенька. – Возьми темные очки. Хорошие очки, итальянские.
Были еще хлопоты – приятные и не очень. Саше выдали загранпаспорт. После возвращения Саша должен был его сдать. В загранпаспорте все надписи были на французском.
– Слушай, а почему на французском? – спросил Саша у Сеньки. – Во всем мире вроде на английском?
– Черт его знает, – пожал плечами Сенька. – Я думаю, это из-за Афганистана и Олимпиады.
– В смысле?
– Наши вошли в Афганистан, а американцы бойкотировали Олимпиаду. Наши им за это отомстили – мы теперь, мол, вашими сраными американскими словами пользоваться не будем, мы теперь по-французски будем в загранпаспортах писать.
– Маразм, – сказал Саша.
– Это, Санька, не самый большой маразм нашей великой страны.
А еще Саша побывал на инструктаже. В райкоме комсомола. Вот уж где был маразм так маразм!
– Это какой-то пиздец! – изумлялся Саша. – И ты представляешь, все это говорится с абсолютно серьезной мордой! Такое впечатление, что меня отправляют не в братскую республику народной демократии, а к немцам в тыл! Как будто меня в Штаты отправляют. В номера к иностранцам не заходить ни в коем случае! Знакомств с западными туристами не завязывать категорически! Подарков не принимать даже под пистолетом! Ни за что не принимать подарков! Почему-то их там, в райкоме, особенно пугают подарки. Ни за что не принимать подарков, даже сувениров, даже бутылку кока-колы нельзя взять! У меня теперь такое ощущение, что еще в аэропорту ко мне со всех сторон побегут с подарками.
Сенька, посмеиваясь, набивал трубку.
– Очень советовали все время держаться коллективом. Интересно, как это у меня на горе получится держаться коллективом?
– Ты там, действительно, не выпендривайся, – сказал Сенька и выпустил клуб вкусного дыма. – Не надо там шуточек всяких, болтай поменьше. В группе, конечно, будет человечек специальный. Потом куда надо будет доложено – как товарищ Берг себя вел в зарубежной поездке. Захочешь через пару лет на озеро Балатон, а тебе – хрен на рыло. Плохо вел себя товарищ Берг в братской Болгарии, болтал много, с руководителем группы спорил, подарки принимал. Отдыхайте на Черноморских здравницах, товарищ Берг.
– Это какой-то пиздец, – сказал Саша. – Я академику Сахарову напишу.
Он взял с подоконника гитару, повалился на диван и очень похоже запел, хрипя и прирыкивая:
…Копоть-сажу смыл под душем,
Съел холодного язя
И инструктора послушал -
Что там можно, что нельзя…
– Вот, например, Вова Гаривас, – сказал Сенька. – Совершенно безответственный человек. Вел себя кое-как, теперь локти кусает. В прошлом году они с Генкой в Польшу ездили, по линии "Спутника"…
– И чего? – с любопытством спросил Саша. – Что они там натворили?
– Они очень шумно квасили. А потом Гаривас у англичанина все выиграл.
– У какого англичанина? И что значит "все выиграл"? Каким образом?
– Все. Деньги, джинсы, плащ… В покер выиграл. Раздел до нитки. Потом, конечно, вернул – шутка… Но все равно получился скандал. Английский студент, марксист, сутки в номере просидел, выйти не мог. Не в чем было выходить, Гаривас ему носки и трусы оставил, – хмыкнул Сенька и поставил на крышку письменного стола две серебряные рюмки. – Потом выяснилось, что они с англичанином одну и ту же немку обхаживали. И Гаривас, значит, был на грани успеха. И ему надо было только, чтобы джентльмен один денек под ногами не путался. По-немецки Вова говорить не умеет. С немочкой же надо было помурлыкать. А по-английски, как ты сам понимаешь, джентльмен говорил немножко получше, чем наш Вова.
– Молодец Гаривас, – одобрительно сказал Саша. – Он победил?
– Естественно. Разумеется, он победил. Ты же знаешь Гариваса. Устроил Брусиловский прорыв. Трахнул Гретхен и вернул шмотки товарищу из Оксфорда. Но скандал все же получился.
Сенька посопел трубкой и разлил по крохотным серебряным рюмочкам армянский коньяк (у него всегда водился армянский коньяк, Сенькин отец был академиком, получал фантастические заказы в неприметном, без вывески, с зашторенными витринами, продуктовом заведении на Ленинском проспекте).
– Но вот беда-то – немочка, мать ее, оказалась западной, – продолжил Сенька. – Трахнуть товарища из Германской Демократической Республики – такое Гаривасу простили бы, а, может быть, даже одобрили бы. Так сказать, укрепление интернациональной дружбы на уровне молодежных организаций. Но вступить в интимную связь с представителем капиталистического лагеря?! Переспать с фройляйн из Североатлантического блока?! Вопиющая безответственность, если не сказать хуже!
– Гаривас парень не промах, – согласился Саша, взял рюмку, кивнул Сеньке и выпил. – Уфф… Какой коньяк, е-мое!.. Так, и что дальше?
– Старший группы сделал Вове замечание. Велел к немке не приближаться.
– Да, Вова безумно любит, когда ему дают такие указания, – кивнул Саша. – Дальше я приблизительно представляю.
С Вовой Гаривасом Саша познакомился на даче у Сеньки, в прошлом году. Гаривас был парень-огонь. Чернявый, смугловатый атлет, похожий на испанца.
Незамедлительный на язык. Как говорится: если и есть на свете парень, которому можно указывать, кого можно трахать, а кого нельзя, – так это точно не Гаривас.
– Вова послал старшего. Тот поднял вонь: мол, возмутительно себя ведешь, отправим тебя в Москву завтра. А Вова ему: пошел ты, у меня, может, большое чувство, она, может, из своего Франкфурта в нашу с родителями двухкомнатную на Каховке переедет и в ВЛКСМ вступит. И вообще, говорит, отвали, у меня путевка оплачена до двадцать восьмого включительно, и Родиной меня не пугай. Ну, а потом Вове все это дело аукнулось. Он хотел этим летом через тот же "Спутник" поехать в Венгрию, а ему – отойдите-ка в стороночку, товарищ Вова Гаривас, у вас дисциплина хромает. Его теперь еще долго никуда не выпустят.
– Да я вообще там глухонемым прикинусь. Мне бы только покататься досыта, – покладисто сказал Саша, откинулся на диванные подушки и опять запел:
