– Вы не с нами, Вацлав, – грустно сказал Конрой. – А кто не с нами – тот против нас.
Вацек увидел, что его друг Конрой благополучно вплыл в свою песенно-афористичную фазу. Предстояла еще агрессивно-полемическая фаза, и до нее оставалось буквально три-четыре рюмки.
– Миха, дай стул, – попросил Вацек.
Майкл встал и пересел на диван.
– Слышь, – сказал он, – а Гаривас где? Он будет?
– Не знаю, – сказал Вацек. – Будет, наверное.
Он взял стул, поднял над головой и стал пробираться к балкону – Поет твой дружок? – спросила Галка.
– Начинает, – сказал Вацек.
За столом запели Конрой с Тёмой: "Один интеллигент влюбился в тетю Зину. Сломал он ей диван и швейную машину. И кое-что еще, чего ломать не надо, и кое-что еще, о чем сказать нельзя…" – О чем тебя Майкл спросил? – Галка склонила голову к плечу и прищурилась.
– Когда?
– Да только что! Когда ты из-под него стул вынул.
– Он спросил, где Гаривас.
– Там нет ни одного человека, – Галка большим пальцем показала на комнату, где вокруг стола сидели гости, – там нет ни одного человека, кто не интересовался бы, где сейчас это говно Вова Гаривас. Вот есть такие люди, чье отсутствие не менее ощутимо присутствия. Это их способ напомнить о себе. Без него, понимаешь ли, народ не полный. Говно такое…
– Будет тебе, – недовольно сказал Вацек.
Двадцать лет назад Галка была красавица и выдумщица. Она спала с Вацеком, тогда еще – своим однокурсником. Через несколько лет она почти вышла замуж за Майкла.
А один из самых феерических ее романов состоялся с Гаривасом. Но это случилось много позже. А когда Галка была звезда, ее хотели все, кроме Гариваса. Он ее не клеил. Она позже сама его склеила. Звезда Галка была невероятно привередлива.
Гаривас, видать, построил ее на подоконнике. Она это помнила, и ее это до сих пор злило.
– Чего ты заводишься? – спросил Вацек. – Чего он тебе именно сегодня понадобился? Столько лет ты прекрасно жила без Гариваса.
Полгода назад Галка отлично перевела антологию Фроста и получила, помимо высокого гонорара, ежегодную премию Итона. Она купила эту квартиру, каждому гостю она надписала однотомник Фроста. За версту было видно, как ей хотелось, чтобы Гаривас увидел, какая она молодец. Так что именно сегодня Гаривас Галке и понадобился.
"Трамваи подорожали… – пели Конрой с Тёмой. – Вот и едем в телеге… Сам себе – вагоновожатый, а сено – не деньги…" Галка без всяких тостов в три больших глотка выпила свой стакан. Вацек опасливо на нее покосился. Он любил Галку, но побаивался пьяных дамских откровений.
– Знаешь, кто он? – спросила Галка.
– Владимир Гаривас – мой главный редактор, – твердо сказал Вацек.
– Он педагог, – сказала Галка. – Макаренко. Сухомлинский. Песталоцци. Однажды я его трахнула…
Вацек промолчал.
– А потом я… закапризничала. Он уехал открывать корпункт в Будапеште. Мне стало обидно – ну как это так он отвлекся от моей африканской страсти? И я завела кавалера. Да так, чтобы он узнал. И что ты думаешь? Он мне чеканно выговорил и велел больше не звонить. Я-то, дура, подумала, что это все истерики, обижалочки… А он все со мной закончил. Ты представляешь? Вот так просто. Взял и отставил. И уже много лет доброжелателен и вежлив.
"Конечно, ты дура, – подумал Вацек. – Играться с Вовкой в эти игры… Смешно".
– К вам можно? – спросил Майкл.
– Заходи, – сказала Галка.
Она посторонилась, пропустила Мишку и ушла в комнату.
– Миха, ты Гариваса давно видел? – спросил Вацек.
– Давно. Недели две… А что? Вацек, а чего Галка ушла? Я вам разговор поломал?
– Нет, что ты…
– Вацек, дай сигарету. – Галка опять выглянула на балкон.
– Держи. Ты куда?
– Надо кролика вынуть, – озабоченно сказала Галка.
– Какого кролика?
– В духовке у меня кролик, – Галка вытянула из пачки сигарету. – На кошку похож.
Она что-то шепнула Романовой, и они вместе пошли из комнаты.
"Не тает ночь и не проходит… А на Оке, а над Окой…" – пели Конрой с Тёмой.
– У тебя что – тоже зуб на Гариваса? – спросил Вацек.
– Что значит "тоже"? – не понял Майкл. – У кого еще на него зуб?
– У Галки.
– А еще у кого?
– Ну вот… у Галки еще…
– Ясно, – ухмыльнулся Майкл. – Гаривас – то, Гаривас – се. Если человек сам по себе, то люди просто кушать спокойно не могут. Ты вот что. Ты Галку в голову не бери. Я всю их историю хорошо представляю. Там все ясно как день. У них свой скелет в шкафу. Галка обожает тонкие психологизмы. Трепло она вообще, наша Галка… Это при том, что ей наплевать, что человек, к примеру, с дежурства. А утром пожрать не даст. Спит.
– Ты-то откуда знаешь?
– Это я-то откуда знаю?
– Ах, ну да…
– А Гаривас… Вовка пулю на себя возьмет, если увидит встречное движение.
Галька, поди, ему тогда любовь наобещала, а потом стала нервы трепать. А у Гариваса разговор короткий. Надел кепку и – пока. Что для Галки свобода маневра, то для Гариваса простая нечестность. Вот так. А ты ведь у него сейчас, да?
– Я вообще-то в Институте. Ну, и у него тоже.
– И как тебе у него?
– Даже не знаю, – сказал Вацек. – Я не в штате. Так – обложки, титулы…
Тут Вацек подумал, что теперь может легко уйти из Института. Есть куда уходить.
И все благодаря Гаривасу. Два года назад Вовка пригласил Вацека во "Время и мир", теперь почти всю графику в журнале рисовал Вацек. И это Гаривас помог Вацеку создать профессиональную репутацию. Гаривас настойчиво вытягивал Вацека на все мероприятия в Домжуре. И Гаривас очень поощрял заказы "Монитора",
"Большого Города", он просто радовался, когда главного графика "Времени и мира" начинали сманивать на сторону.
Майкл вернулся в комнату, а Вацек стоял и думал, скольким он обязан Гаривасу, всегдашней его хорошей снисходительности.
"И вот ведь черт – рукоплескал всегда моему рисованию. Переоценивал. Я левой ногой накалякаю, а он – трудяга, мускулистый романтик, умный – всю эту дребедень обсасывает, подвергает анализу, тенденции-фигенции усматривает. И жить хочется после этого. Да и рисую лучше. Потому что хочется еще и соответствовать его исключительно завышенному мнению о моей абсолютно заурядной персоне".
– Ты чего тут один?
Вацек вздрогнул. Рядом с ним стоял Конрой. Пение в комнате утихло – Конроя больше не было в комнате.
Конрой сел на стул и закурил.
