Корчмарь налил. Аплегатт заметил, что руки у него слегка дрожат. Мужчины прислонились спинами к стойке и не спеша потягивали из глиняных чарок.
— Великомилостивый сударь хозяин, — вдруг проговорил очкастый. — Полагаю не без резону, здесь недавно тому проезжали две дамы, интенсивно следующие в направлении Горс Велена.
— Тут много кто проезжает, — проворчал хозяин.
— Инкриминированных дам, — медленно продолжил очкастый, — ты не мог бы не квалифицировать. Одна из них черноволоса и сверхординарно красива. Ехала на вороном жеребце. Вторая, помоложе, светловолосая и зеленоглазая, вояжирует на серой в яблоках кобыле. Были здесь таковые вышепоименованные?
— Нет, — опередил корчмаря Аплегатт, неожиданно почувствовавший холод спиной. — Не были.
Опасность с серыми перьями. Горячий песок…
— Гонец?
Аплегатт кивнул.
— Откуда и куда?
— Откуда и куда королевская воля пошлет.
— Дам, которыми я интересовался, акцидентально не было ль?
— Нет.
— Что–то больно прытко ты отрицаешь, — буркнул третий, высокий и худой как жердь. Волосы у него были черные и блестящие, словно намазаны жиром. — А мне не показалось, чтобы ты очень–то уж напрягал память.
— Перестань, Хеймо, — махнул рукой очкарик. — Это гонец. Не причиняй служивому сложностей. Как поименовывается сей пункт, хозяин?
— Анхор.
— До Горс Велена велика ли дистанция?
— Чего?
— Верст, говорю, сколько?
— Я верст не мерял. Но дня три езды будет…
— Верхом?
— На телеге.
— Эй! — вдруг вполголоса проговорил кряжистый, выпрямляясь и выглядывая во двор сквозь настежь распахнутые двери. — Глянь–ка, Профессор. Это кто такой? Уж не…
Очкарик тоже глянул во двор, и лицо у него неожиданно сморщилось.
— Да, — прошипел он. — Позитивно он. Однако посчастливилось нам.
— Погодим, пока войдет.
— Он не войдет. Он видел наших лошадей.
— Знает, кто мы…
— Заткнись, Йакса. Он что–то говорит.
— Предлагаю на выбор, — донесся со двора хрипловатый, но громкий голос, который Аплегатт узнал сразу же. — Один из вас выйдет и скажет мне, кто вас нанял. Тогда уедете отсюда без помех. Либо выйдете все трое. Я жду.
— Сукин сын, — буркнул черноволосый. — Знает. Что делать будем?
Очкарик медленно отставил чарку.
— То, за что нам заплатили.
Он поплевал на ладонь, пошевелил пальцами и вытащил меч. Увидев это, двое других тоже обнажили клинки. Хозяин раскрыл рот, чтобы крикнуть, но тут же захлопнул его под холодным взглядом из–под голубых очков.
— Всем сидеть, — прошипел очкарик. — И ни звука. Хеймо, как только он начнет, постарайся зайти ему сзади. Ну, парни, с Богом. Выходим.
Началось сразу же, как только они вышли. Удары, топот, звон оружия. Потом крик, от которого волосы встают дыбом.
Хозяин побледнел, женщина с синими обводами вокруг глаз глухо крикнула, обеими руками прижала младенца к груди. Кот на лежанке вскочил, выгнул спину, встопорщил щеткой хвост. Аплегатт быстро втиснулся со стулом в угол. Корд он держал на коленях, но из ножен не вынимал.
Со двора снова донесся топот ног, свист и звон клинков.
— Ах ты… — дико крикнул кто–то, и в этом крике, хоть и закончившемся грубым ругательством, было больше отчаяния, чем ярости. — Ты…
Свист клинка. И тут же высокий, пронзительный визг, который, казалось, разрывает воздух на клочки. Грохот, словно на доски рухнул тяжелый мешок с зерном. Со стороны коновязи стук копыт, ржание напуганных лошадей.
На досках снова удары, тяжелые, быстрые шаги бегущего человека. Женщина с ребенком прижалась к мужу, хозяин уперся спиной в стену. Аплегатт достал корд, все еще пряча оружие под столешницей. Бегущий человек направлялся прямо в комнату. Но прежде чем он оказался в дверях, просвистел клинок.
Человек вскрикнул и тут же ввалился в комнату. Казалось, он упадет на пороге, но нет, не упал. Медленно сделал несколько неуверенных шагов и только потом тяжело рухнул на середину комнаты, подняв пыль, накопившуюся в щелях пола. Обмякнув, он повалился лицом вниз, прижал руки и согнул ноги в коленях. Хрустальные очки со звоном упали на доски, превратившись в голубую кашу. Под неподвижным телом начала растекаться темная, поблескивающая лужа.
Никто не шелохнулся. Не издал ни звука.
В комнату вошел белоголовый.
Меч, который он до того держал в руке, он ловко сунул в ножны за спиной. Подошел к стойке, даже взглядом не удостоив лежащий на полу труп. Хозяин съежился.
— Паршивые люди… — хрипло сказал белоголовый. — Паршивые люди умерли. Когда придет судебный пристав, может оказаться, что за их головы назначена награда. Пусть поступит с ней, как сочтет нужным.
Хозяин усердно закивал.
— Может также случиться, — минуту спустя продолжил белоголовый, — что о судьбе этих паршивцев тебя станут расспрашивать их дружки либо товарищи. Этим скажешь, что их покусал Волк. И добавь, чтобы почаще оглядывались. Однажды, оглянувшись, они увидят Волка.
* * *
Когда три дня спустя Аплегатт добрался до ворот Третогора, было уже далеко за полночь. Он обозлился, потому что проторчал перед рвом и надорвал себе горло — стражники спали мертвецким сном и долго не открывали ворот. Чтобы полегчало, он принялся проклинать их аж до третьего колена. Потом с удовольствием слушал, как разбуженный начальник вахты пополняет его упреки новыми красочными деталями и пожеланиями в адрес кнехтовых матерей, бабок и прабабок. Разумеется, о том, чтобы ночью попасть к королю Визимиру, нечего было и мечтать. Впрочем, это оказалось Аплегатту только на руку — он рассчитывал проспать до зари, до утреннего колокола, но ошибся. Вместо того чтобы указать гонцу место для отдыха, его без проволочек проводили в кордегардию. В комнате ожидал не ипат, а другой человек, толстый и заносчивый — Дийкстра, доверенное лицо короля Редании. Дийкстра — гонец знал об этом — был уполномочен выслушивать сведения, предназначенные исключительно королю. Аплегатт вручил ему письма.
— Устное послание есть?
— Есть, милостивый государь.
— Выкладывай.
— «Демавенд — Визимиру, — выложил Аплегатт, прищуриваясь. — Первое: ряженые будут готовы во вторую ночь после июльского новолуния. Присмотри, чтобы Фольтест не подвел. Второе: Сбор Мудрил на Танедде я личным присутствием не почту и тебе не советую. Третье: Львенок мертв».
Дийкстра слегка поморщился, побарабанил пальцами по стеклу.
— Вот письма королю Демавенду. А устное послание… Слушай хорошо, запомни точно. Передашь своему королю слово в слово. Только ему. Никому больше. Никому, понял?
