— Так здесь, что ли, департамент? — От удивления фон Штраубе даже забыл взаимно представиться.
— Разумеется, — еще более, чем он, удивился этому незнанию инженер. — По статусу, впрочем, ему более приличествовало бы давно уже называться министерством, — вы, вероятно, это имеете в виду? Скажу вам по секрету, вопрос о повышении статуса как раз уже решается в верхах, — но я пока что называю в соответствии с действующим на сегодня титулярным списком. Знаете ли, еще требуется такое количество согласований – даже по части моего скромного ведомства в том числе… Я, знаете ли, взял себе за правило досмотр всегда начинать снизу, посему вот и заглянул сюда. Бывает, в верхних этажах все раззолочено, а внизу самая что ни есть гнильца. Так оно, кстати, чаще всего. Что, впрочем (простите великодушно за столь философическое обобщение), вполне соответствует общему устройству нашего мира. Непреложно, как закон Архимеда: ежели внизу, в буфетной, водка разбавлена водой, макароны серого цвета, а курица недостаточно свежа, то со всей непременностью где-нибудь наверху недосчитаешься двух-трех брандшлангов, дымоходы забиты сажей, а жалование младшего брандмейстера выплачивается по протекции шурину какого-нибудь столоначальника из особо приближенных. Так же, как о жизнеспособности древа следует судить не по роскошеству кроны, а перво-наперво по целостности корней его… Я, конечно, ни в коем случае не обобщаю на… — Он закатил глаза куда-то в потолок. — Я всего лишь – в пределах своей компетенции; но в этих скромных пределах общая закономерность столь наглядна…
— Простите, милостивый государь, — перебил фон Штраубе философствующего бранд-инженера, — я тут человек, в сущности, случайный; не могли бы вы меня просветить, чем занимается данный департамент?
— О, я бы с превеликим!.. — воскликнул тот. — Но, увы, познания мои ограничены лишь сферой сугубо профессиональною. Если бы вы заинтересовались, к примеру, расположением запасных выходов или брандмейстерских постов… Впрочем, и с тем я знаком лишь по чертежу, уж не знаю, насколько он соответствует… Все многократно перестраивалось без всяких согласований с моей службой. Я-то, признаться, как раз надеялся, что вы милостиво согласитесь стать моим, так сказать, Вергилием в путешествии по этому зданию. Что ж, извините – придется, как видно, самому…
Фон Штраубе вдруг понял, что при поддержке пожарного инспектора ему будет проще проникнуть в загадочную жизнь этого странного заведения, в святая святых, как он полагал, самого сиятельного Хлюста.
— Нет, нет, — сказал он, — с географией здания я в некоей мере знаком, посему – к вашим услугам.
— Почту за честь! — возрадовался философ. — Весьма, весьма… Простите, не ведаю, как величать…
— Барон фон Штраубе.
— Весьма, весьма признателен, господин барон!
— Так идемте же, — сказал лейтенант. — Я плачу. — Не дожидаясь развязного полового, он швырнул на скатерть целый рубль, хотя недостойный завтрак не стоил и четверти того, и встал из-за стола.
Инженер с готовностью вскочил вслед за ним. В перешептывании кокоток, разочарованных уходом обоих мужчин, фон Штраубе отчетливо расслышал весьма недвусмысленный намек на содомическую связь между собою и почтеннейшим брандмейстером. Не желая ввязываться в ссору, он поскорей заспешил к выходу.
— …Многие считают наше ведомство лишним, существующим только для мздоимства, — говорил брандмейстер, поднимаясь за лейтенантом по лестнице. Он был довольно-таки грузен, страдал одышкой, что, однако, не мешало ему в перерывах между вдохами лопотать. — Мздоимство, конечно, присутствует, не буду этого отрицать, — в первую очередь, среди низких чинов, с чем, кстати, мы боремся неустанно; что же касается важности поставленных перед нами задач… В условиях происходящих то и дело нынче катастроф (надеюсь, вы в курсе, господин барон?) наше дело, быть может, впрямь наиважнейшее. Повсюду взрывы, пожары, — кто-то же должен предотвратить! А с угрозой приближения этой самой звезды (пардон, заметил ненароком – вы как раз читать изволили в газетке) наш статус повысился просто до чрезвычайности. Поверите ли, шеф наш, Сергей Аполлонович, на днях получил тайного советника, с перескоком через чин, — это ли не свидетельство? Скажу вам entre nous
[44]
, в правительстве, действительно, весьма и весьма обеспокоены. Даже, как изволите видеть, статью самому Мышлеевичу заказали (аж пятьсот рублей уплачено, я знаю), дабы в случае чего население не предалось панике. Вообще средства выделены немереные. В этой связи бескорыстная, даже малая помощь любого достойного гражданина, — как в данном случае с вашей стороны, господин барон, — особенно ценима и, безусловно, заслуживает всяческого… Ох, однако, скажу я вам, и лестницы же тут у них!..
Они уже поднялись на знакомый лейтенанту второй этаж, где усач в униформе уже заканчивал уборку коридора. Безмолвный каких-нибудь полчаса назад коридор теперь снова оживал звуками. Фон Штраубе приостановился у двери, из-за которой доносилась органная музыка и гнусавый голос опять что-то выводил на латыни.
— Странно, — сказал лейтенант. — Католическая служба в российском департаменте.
— Ничего удивительного, — пояснил отдышавшийся брандмейстер. — По последним распоряжениям, в большинстве департаментов созданы клерикальные отделы. А при учете того, что мы живем в многоконфессиональной стране… Но из-за нехватки места порой представители различных конфессий вынуждены попеременно ютиться в одном и том же помещении – вот что мне кажется не вполне, так сказать… Не далее как позавчера в одном департаменте, имеющем, кстати, прямое касательство к народному просвещению, собственными глазами наблюдал, как под православными иконами что-то там тарабарит, черт его… (прости, Господи!) самый натуральный жидовский раввин; по-моему, все-таки оно как-то уж слишком… Не мне, впрочем, судить… — Тон его с доверительного сменился на строго официальный: – Что же касается моей миссии, то, согласно инструкции, я обязан досматривать все помещения, независимо от их принадлежности. А посему… — с этими словами он без стука решительно открыл дверь.
Комната с затемненными окнами освещалась лишь зажженными свечами. За небольшой фисгармонией сидел служка в черной рясе и старательно выводил мелодию. За алтарем стоял не больше не меньше как кардинал в муаровой красной мантии и по книге читал что-то на латыни. При виде вошедших служка вскочил, а, услышав о миссии брандмейстера, тут же с согласия его высокопреосвещенства бросился показывать примыкающие кладовки на предмет наличествования брандшлангов и других средств пожаротушения.
Лицо кардинала показалось лейтенанту знакомым. Тот его тоже узнал и, отложив книгу, приблизился:
— Рад вашему появлению, сын мой. Был вами крайне заинтересован, увидев недавно вас, если помните, во дворце. Ваше лицо показалось мне наиболее любопытным из увиденных там. Признаться, с некоторого момента наблюдал исключительно за вами. А после инцидента с сожжением… все, конечно, были смятены, но что касается вас… Когда на лице запечатлено откровение Божие – такое нечасто нынче увидишь. Хотел тогда еще подойти, благословить…
