— Во-первых – пока что жив, всего лишь пока что, мой друг! Всегда в таких случаях добавляю. Ибо нет в мире ничего более переменчивого, нежели это "пока что", если речь идет о таком почти невесомом пустяке, как человеческая жизнь, тут уж вы поверьте моему богатому опыту. Ну, а во-вторых – заметьте, лейтенант, я ведь и не пытаюсь извлечь из вас какую бы то ни было информацию. Если бы захотел, то, не сомневайтесь, изыскал бы необходимые средства ее из вас вытащить, таких средств, причем абсолютно действенных, у нашей службы существует превеликое множество. Однако, хоть я и далеко не трус (вы, надеюсь, поверите), но здоровый инстинкт самосохранения все же присутствует и во мне, он не однажды выручал меня в самых пиковых ситуациях, поэтому и на сей раз, хоть и слабо, но надеюсь… Кстати, вы, должно быть, голодны? Перейдем же, поэтому, к столу и продолжим наш разговор за трапезой. Ввиду его особости, как-нибудь обойдемся, я полагаю, без лакеев.
После того, как пересели к накрытому столу и генерал-майор, сам разлив вино, без тоста пригубил из своего бокала, фон Штраубе первым нарушил тишину.
— И все-таки, ваше превосходительство… — тоже пригубливая, сказал он,
…и вдруг, сказав это, отметил, как необычно быстро смеркается за окнами. По его представлению о времени, еще не настал и полдень (побег они совершили до больничного завтрака, то есть никак не позже девяти часов утра), а в кабинете сделалось уже совсем темно.
Снова почудилось, что кричат где-то за окнами: "Звезда! Звезда!" Впрочем, голубое только что небо и впрямь было усыпано звездами.
И еще: "Квирл, квирл!" – верещал невесть откуда взявшийся в зимнем Петербурге неутомимый сверчок.
На миг появившийся безмолвный, высоченный лакей зажег электричество, задев при этом головой низ люстры. Тронутые им хрустальные подвески отозвались перезвоном: "Квирл, квирл!" – "Квирл, квирл!"
Заливший комнату свет тотчас отсек проступившее звездами небо.
А может быть, вовсе и не "Звезда!" там, за окном, кричали. Может быть, там кричали…
Глава 20
Без названия
Баден-Баден
Великой герцогине E.-V.
[74]
Мой милый, мой единственный друг!
Движимый раскаянием за то, что воспоследует скоро, начну, тем не менее, с ответов на Ваши вопросы, реестр которых, начертанный Вашим драгоценным для меня игольчатым почерком, держу перед глазами. Итак…
1) Да, все обстоит именно таким образом: письмо, спустя сто лет полученное нашим Государем от императора Павла, бесследно исчезло в огне.
2) Никто из хранителей Тайной Канцелярии (я нашел возможность с пристрастием их расспросить) не имеет ни малейшего понятия о его содержании.
3) Государь хранит по сему поводу безмолвие и печален.
4) Мнения российских ученых по сему поводу разноречивы и сбивчивы.
Видит Бог, дабы хоть как-то исполнить Ваше поручение, я не нашел ничего лучшего, нежели прибегнуть к тому, над чем посмеялся бы и сам в иную пору. Рискую тем самым вызвать и Вашу ироническую усмешку, вполне справедливую, но куда для меня печальнее было бы навлечь на себя Ваш упрек в недостаточной радивости.
Вы не поверите, мой друг, но я обратился к ворожее! Поясню лишь в свое оправдание, что ворожея эта, девица Владова, вероятно, не вполне шарлатанка. Во всяком случае, наша криминальная полиция не раз прибегала к ее услугам, меня же с нею свел сам граф Плеве (во многом обязанный мне своим блистательным продвижением). Сия девица, по его словам, обладает даром в минуты мистической экзальтации восстанавливать любые уничтоженные письмена, кое умение уже неоднократно на деле доказывала, помогая изобличить происки анархистов и прочей так расплодившейся в моем бедном отечестве нечисти. (Замечу к слову: поистине ужасны времена, когда подобные методы сыска – последняя надежда тех, кому поручено охранять отечество и престол!)
Не стану мучить Вас описанием того, как девица погружалась в магнетический транс, дабы не снискать Вашего упрека в дурновкусии, ограничусь скупым отчетом о нашей, если так можно выразиться, беседе.
Ваш Покорный Слуга. Как вам, возможно, известно, меня, мадам, интересует вопрос…
Девица (замутненными глазами глядя на магический шар, нещадно, как в провинциальном театре, завывая). О, ты, отважившийся нарушить многовековой покой тех тайн, которые…
В.П.С. (довольно строго). Не угодно ли, мадам, прекратить комедиантство и говорить по существу? Соблаговолите сказать, что вам известно про…
Девица (мелодраматично выдыхает)…письмо… (Вдруг – мужским голосом; уж не самого ли Павла, иди знай).… Ты, мой далекий потомок, знай же открывшееся мне и сим распорядись по своему усмотрению. Тяжкая ноша возлежит на державных плечах твоих. Вскоре великая смута настанет в стране, Богом отданной тебе во власть…
С этой минуты Ваш Покорный Слуга благоразумно удалил из комнаты всех свидетелей данной сцены.
…огненные смерчи пройдут по лону ее, будут повержены во прах ее святыни и безумие овладеет на время душами подданных ее. И Лжехристос снизойдет на твою землю, и, отрицая царствие небесное, призовет боготворить одно лишь царствие земное…
Довольно, мой друг, огражу Вас от дальнейшего описания сих апокалипсических картин, тем паче, что наш печальный век и без того пресыщен ими. Дословно все изложено в моем подробном меморандуме
[75]
, адресованном на Ваше имя. Содержание таково, что я не посчитал возможным поручить его почте и оставил запечатанный пакет у своего доверителя, у графа L.F., которого Вы хорошо знаете. При желании, мой друг, сможете у него это послание получить. Покуда же ограничусь лишь еще одним пассажем из того же монолога вышепомянутой одержимой девицы.
Якобы, мой романтический предок Павел Петрович уяснил тайну своего (а стало быть, отчасти и моего) происхождения, а также предназначения всего нашего рода (к коему относятся не одни только Романовы) в этом скорбном мире. До сей поры я полагал, что лишь кичливый род Стюартов, утратив земной престол, претендует по праву наследования на престол небесный (о еретической деспозинской идее, касающейся их происхождения непосредственно от самого Спасителя, Вы, я полагаю, наслышаны); так вот, если верить все той же девице, мой досточтимый предок Павел, как я смутно понял, вознамерился оспорить у Стюартов их право первородства. Но, будучи все-таки на некую долю русским, привнес сюда наше природное мессианство. Де, кровные деспозины должны стать агнцами для заклания, искупительными жертвами для спасения этого (перефразирую вольтеровского учителя Панглоса) отнюдь не лучшего из миров.
