Бурмасов только головой покачал, заглянувши ему через плечо:
— Да, ничего тут не скажешь! Даже слов нет, какая чушь!.. Ну-ка, попробуем, как ты говоришь: через три на четвертое… — И он почти без запинки прочел: – «Барон мертв. Жду обещанной награды. Встреча в пятницу в семь вечера у статуи ангела в Летнем саду». Да, брат, лихо! — одобрил он. — Стало быть, встречу ему назначил? И ты полагаешь, он поймается и на эту встречу придет?
— Непременно придет, — заверил его фон Штраубе. — Придет с тем, чтобы убить. Ему лишних свидетелей оставлять в живых ни к чему.
— А явимся мы! — догадался Бурмасов. — То-то ему будет подарочек! Уж от меня не уйдет!.. И за тебя, и за Тишку… за Марата то есть, поквитаюсь!.. Да чего ж так надолго откладываешь – до пятницы?
— Во-первых – только в четверг выпуск газеты, — объяснил барон, — а во-вторых, не забывай, что мы сами тут в некоем смысле пленники. Александр повелел, чтобы мы до его возвращения не покидали дворец, и мы дали ему в том свое дворянское слово, а великий князь вернется снова же не ранее вечера четверга.
Никита, подумав, сказал:
— А ну как этот злодейский слуга уже назначил встречу для получения барыша где-нибудь в другом месте?
— Едва ли, — пояснил фон Штраубе. — Барыш он получит только за выполненное злодейство, а покуда я жив, рассчитывать ему не на что.
— Значит, снова беречь тебя как зеницу ока, — вывел заключение князь. — Что ж, не привыкать… Однако, — добавил он, — больно хочется и с этим злодеем тоже за все поквитаться. Как бы нам и его тоже выманить? Что думаешь, Карлуша, можно так подстроить?
— Отчего нельзя? Можно, — сказал барон. — Даже, полагаю, необходимо. Раз он шифр знает – стало быть, сумеет и прочесть. Только надо ту, первую заметку опередить, чтобы он уже не листал больше газеты. Что у нас по средам выходит?.. Ага, вот эта, «Курьер»…
С этими словами он снова взялся за перо и написал на одном листе примерно такое же, как и прежде, письмо к владельцу газеты, сопровожденное пятьюдесятью рублями, а на другом, подумав, вывел строки самой заметки:
«Вознаграждение ждет вас, граф! Получите офицерскую шпагу – сразу в ресторацию на Морской. Пятницу проведем весело. Далее в Вашем распоряжении все семь моих комнат. Кстати, в одной комнате – в летнем кабинете – как в Саду Эдемском, ожидают гурии».
Теперь уже князь, приноровившись, прочел зашифрованное совсем легко:
— «Вознаграждение получите в пятницу в семь в Летнем саду…» Да! — восхитился он. — Эко ты лихо тайнопись их освоил! По всему, оба должны туда прийти; там-то мы их разом и накроем, никуда не денутся!.. Эх, жаль, что аж до вечера пятницы ждать!..
Глава ХХ
Бурмасов заручается помощью кронпринца
Еще одно покушение
С написанием писем Бурмасов не успокоился – не такова была натура его, — а сделал попытку выявить злодея с другого конца.
Со всякими капризами он стал вызывать к себе слуг по одному – то ему квасу вдруг возжелалось, то рассолу, хоть вина накануне и не пил, то зачем-то Библию. Да призывал по-хитрому – с таким расчетом, чтобы один и тот же не являлся всякий раз. Придет невысокий Гармаген со жбаном кваса, а Никита ему: «И скажи Евтихию, чтобы рассолу принес». Приносит рассол пожилой, полноватый Евтихий и тут же получает от князя распоряжение: «Передай-ка ты Поликарпу, чтобы мне подал Библию».
Гвоздем задумки было то, что вслед за лакеем в его комнате надлежало по-тихому появиться фон Штраубе, живому и невредимому. Бурмасова интересовало, насколько явление сие впечатлит каждого слугу.
Однако ни у маленького Гармагена, ни у круглого Евтихия, ни у высокого, худого Поликарпа возникновение барона никакой искорки не породило в глазах. Да и глаз вообще было не видать, по единой, что у лакеев, что у иезуитов выучке, все трое смотрели не выше подбородка. Даже трупик Тишки-Марата вынесли, слова не молвив, будто так и надо, что пес отдал душу. Когда же Никита им сказал, что пса надобно схоронить в им указанном месте, близ Царицына луга, чтобы он, князь, потом произвел над могилкой салют, ибо пес пал геройской смертью за хозяев своих, — никаких вопросов на сей счет от них не воспоследовало.
Когда подали обед, фон Штраубе ко всякому блюду прикоснулся камнем своего перстня, но камень на сей раз остался розов, как утренняя заря.
После обеда к ним наведался Христофор – по распоряжению великого князя он единственный из гвардии мог их посещать. Был он уже поручиком, чем гордился несказанно. Продвижение по службе шло у него в самом деле с такой невообразимой быстротою, что и до генерала, право, было недалеко. Никита был не расположен выслушивать его восклицания о прелестях Елизаветы Кирилловны, чем, кажется, слегка обидел новоиспеченного поручика, и рассказывать о происшедшем поутру не счел нужным, лишь попросил его нынче же отослать письма издателям газет. Так что половина дела, можно сказать, была сделана.
Но теперь уже Бурмасов не желал ни на минуту оставлять барона одного и до вечера, заложив руки за спину, молча вышагивал у него по комнате. «Неужели так и будет топотать до пятницы?» – думал фон Штраубе, которого эта шагистика уже начинала раздражать.
Вечером, однако, вдали чертогов раздался шум, и стало ясно, что это великий князь вернулся раньше назначенного срока.
Часа через два он призвал Бурмасова и фон Штраубе к себе в кабинет. Вид у престолонаследника был печальный и какой-то потерянный.
— Что творится в Санкт-Петербурге! — воскликнул цесаревич. — C’est terriblement!
[62]
Повсюду идут аресты, а я узнаю об этом только из газет! По-моему, и над моей головой сходятся какие-то неведомые тучи, только, в отличие от вас, укрыть меня от них некому.
Он говорил это в пространство – очевидно, сетуя на судьбу самому Господу, но такой испуг был при этих словах, что фон Штраубе решился успокоить великого князя.
— Уверяю, — сказал он, — что вашему высочеству опасаться нечего.
— Вы так полагаете? — с некоторой долей сомнения спросил кронпринц. — Впрочем, — добавил он, и его лицо стало немного проясняться, — отчего-то я верю вам, барон. Что-то в вас есть такое… Еще при первой нашей встрече сразу вам как-то доверился. Вы, помнится, тогда говорили о какой-то моей великой победе?..
— Да, — сказал фон Штраубе. — Когда вы станете монархом, то непременно одержите победу сию.
— Значит, нынешняя угроза не столь велика, если я еще успею стать монархом, — проговорил цесаревич, изрядно приободрившись после этих слов.
— Обязательно станете, ваше высочество, — подтвердил фон Штраубе. — И спасете не только Россию, но и всю Европу от ее нынешнего супостата.
— Да, да, вы говорили, сколь я помню, — от Бонапарта, кажется…
Фон Штраубе кивнул:
