Казалось бы, в ремесле отравителя, не менее древнем, чем врачевание, уже не открыть ничего нового. Столько приемов и способов лишения жизни придумано и применено в человеческой истории! Кому нужен очередной, сто первый или трехсотый, если действие практически каждого яда детально описано задолго до появления на белый свет доктора Могилевского и других сотрудников возглавляемой им лаборатории. Давным-давно досконально изучено, как воздействует на человеческий организм в целом и на каждый орган в отдельности все, что находится на земле, под землей, растет, плавает, летает и ползает. Обратитесь к самой заурядной старухе-знахарке, и та безошибочно поведает, что идет на пользу живому, а что несет гибель.
Медицине известно не только действие ядов, но и характерные признаки использования большинства из них. Специалист по токсикологии, сведущий судебный медик, без особого труда определит не только причину наступления скоропостижной смерти от отравления, но и назовет вещество или компоненты, примененные для лишения человека жизни. Разумеется, не так уж часто, но все же встречаются и сложные случаи диагностики отравлений. Но это скорее исключение из общего правила. Одни яды оставляют внешние признаки ожогов на губах, на слизистой внутренних органов. Другие отличаются характерным запахом. Третьи изменяют цвет и густоту крови, проявляются в виде всевозможных точечных кровоизлияний легких, печени, в сердце.
Скажем, запах горького миндаля, абрикосовых или вишневых косточек при отсутствии их содержимого в желудке сразу же выдает использование синильной кислоты, цианистого калия. Розовые пятна на теле жертвы и жидкая светло-красная кровь указывают на отравление газами или смерть от удушения. Сильное сужение зрачков свидетельствует об отравлении морфином.
Современный химический анализ крови, печени, почек окончательно расставит все на свои места и снимет малейшие сомнения в насильственном характере смерти посредством отравления. Все это состоятельно при обобщениях наиболее распространенных причин насильственного лишения жизни, как говорят специалисты, на бытовом уровне.
Возникает резонный вопрос: если замаскировать признаки отравления под естественную смерть так сложно, то стоит ли вообще заниматься подобными изысканиями? Не проще ли подкараулить приговоренного к смерти где-нибудь в безлюдном месте, в подъезде собственного дома, на лесной прогулке, да и решить все проблемы примитивным ударом тяжелого предмета по голове либо прицельным выстрелом в затылок. Ведь все равно установят, что совершено убийство. Зачем создавать целые лаборатории, проводить исследования, экспериментировать?
Ан нет! Оказывается, в этом есть свой особый смысл, ибо порой возникает надобность устранения неугодных личностей без всякого шума, без малейшего подозрения на убийство. Явная насильственная смерть неизбежно повлечет за собой официальное расследование. А если жертвами оказываются известные люди — политические, общественные деятели, дипломаты, сотрудники иностранных спецслужб, крупные бизнесмены, — выяснением причин смерти и обстоятельств убийства сразу же займутся не какие-то там дилетантские частные детективы, а настоящие профессионалы, специалисты своего дела. Не менее опытные, чем их оппоненты — отравители. Уж они-то постараются и сумеют докопаться до истинных причин гибели человека, даже если она тщательно замаскирована под естественный исход.
Разработкой способов умерщвления людей, не оставляющих явных признаков отравления, занимаются спецслужбы во многих странах. Не собиралась отставать в этой области и молодая Страна Советов. Вот эта, окруженная глубочайшей завесой секретности область и представляла собой главный предмет научных и практических изысканий созданной еще при Владимире Ильиче Ленине, в 1922 году, лаборатории. Правда, в те первые годы она и называлась своеобразно — специальным кабинетом. И Ленин лично курировал ее работу.
В этой связи совершенно неслучаен тот факт, что когда неизлечимо больной Ильич просил Сталина достать ему яд, чтобы помереть без мучений, он не послал его на Хитровский рынок покупать смертельное зелье у базарных знахарок, а направил именно в свой спецкабинет, чтобы тот принес ему мгновенный яд. Когда боль станет уж совсем нестерпимой, можно будет им воспользоваться. Ленин просил об этом Кобу как старого, испытанного революционера, как мужественного боевика, но Сталин испугался. Он струсил, потому что история эта могла выплыть наружу, и тогда все начали бы говорить, что это он, Сталин, отравил Ленина. Оттого он, нарушив всякие условия интимности разговоров с Лениным, поставил этот вопрос на Политбюро. Представляете? На какой уровень вынесено обсуждение вопроса, убивать вождя революции или дать ему возможность умереть естественной смертью! Политбюро решило Ленину яд не давать. Пускай еще помучается.
Но вернемся к нашему повествованию. Первым начальником лаборатории был профессор Казаков. Его в 1938 году расстреляли, поскольку он дружил с Бухариным. Правда, ушел он со своего поста несколькими годами раньше.
Другой начальник этого заведения тоже был арестован, и доктор Могилевский, выслушивая от Алехина краткие жизнеописания и деловые характеристики своих предшественников, невольно поежился: не очень-то спокойное местечко предлагают ему возглавить, коли почти все предыдущие его коллеги по ремеслу были репрессированы. Алехин, заметив это нервное состояние Григория Моисеевича, усмехнулся:
— Не нужно тут искать каких-то закономерностей или злого умысла. Расстрелять ведь могут и за то, что в неположенном месте перешел дорогу. В этом вам предстоит убедиться. И очень скоро…
Алехину Могилевский явно понравился: профессорского звания не имел, зато был покладист и управляем.
Притом совсем не дурак в тех вопросах, которыми должна заниматься спецлаборатория. А может быть, у него и в самом деле талант особого рода. Комиссар госбезопасности считал, что наделен чутьем на такие вещи.
Когда Менжинский принял ОГТГУ, он очень заинтересовался спецкабинетом, к тому времени почти полностью свернувшим свою деятельность, и создал на его основе химическую лабораторию. И многие приписывали заслугу ее основания именно Вячеславу Рудольфовичу.
До 1937 года спецлаборатория считалась как бы филиалом при Всесоюзном институте биохимии. Но в 1937-м решили, что прикрываться фиговым листком какого-то медицинского научно-исследовательского заведения больше нечего. И лабораторию передали в ведение НКВД, под контроль первого заместителя наркома. По замыслу реформаторов с приходом Могилевского эта спецлаборатория должна была начать новую жизнь.
Кое-что о тайнах деятельности лаборатории Могилевский слышал от профессора Сергеева, который, по своей наивности не подозревая о задачах этого заведения, неоднократно консультировал ее сотрудников, пытавшихся растворять яды в пище, вине, так, чтобы не менялся цвет, запах и вкус еды и напитков. Сергеев, хорошо знавший природные свойства растительных ядов, советовал в первую очередь обратить внимание именно на них. Об этом он рассказывал и своему любознательному слушателю Григорию Могилевскому, когда привечал его у себя дома на Сретенке.
Григорий Моисеевич мысленно готовился к предстоящим экспериментам, фантазировал в поисках вариантов практических исследований. Можно попытаться попробовать действие препаратов на добровольцах — но где их найдешь? И потом, что делать, если такой энтузиаст неожиданно отдаст концы? А что, если подать идею о проведении опытов над преступниками, приговоренными к расстрелу? Ведь это же с пользой для дела и на тех, кому все равно не жить.
