А гимнастерки — белые с синими кантами. И синие — с малиновыми. Есть пепельного цвета, с алой отделкой. Мундиры — стального отлива, еще какого-то, словами не выразимого, есть — цвета морской волны. Один совершенно замечательный: черный с белыми кантами. И фуражка такая же. Фуражек выбор небывалый: белый околыш — малиновый верх, краповый околыш — синий верх. Всех не упомнишь. Выбирай, Генрих Григорьевич! Глаза-то разбегаются? То-то!
Тюремным надзирателям — одно, конвойным войскам — другое, охране лагерей — третье, пограничникам — отдельно. Погранцам — черный бархатный околыш на фуражках и зеленый верх.
Государственная безопасность — статья особая, это каждому ясно. Это высшая каста. А в ней — верховные жрецы безопасности. Вот необычная форма для самого главного руководства. Для комиссаров Государственной безопасности. Их у Железного Генриха на весь Советский Союз — 41 человек: 20 комиссаров 3-го ранга, 13 — 2-го ранга, 7 — 1-го ранга. Над ними — Генеральный комиссар Государственной безопасности товарищ Ягода. Он, понятно, в единственном числе.
Комиссары Госбезопасности — эти люди с умными, чуть усталыми глазами. Они берегут страну от врагов. Этим людям особый почет, особая форма: белый тончайшей шерсти мундир на синей шелковой подкладке, синие брюки с голубыми кантами, лакированные туфли, на рукаве — маленький золотой меч в зеленом лавровом венке, на левом боку — вороненый Златоустовской стали кортик в золотой оправе, рукоять — слоновой кости! Знаки различия — ромбики и звезды в петлицах — можно было бы из каких-то красных самоцветных камушков выточить, а лавровый венок на рукаве изумрудами выстелить… Ну это не для всех. Это для самых-самых.
Секретарь НКВД старший майор Государственной безопасности Павел Петрович Буланов цветет. Умел сукин сын шефу угодить. Под контролем Буланова модельеры сделали все как надо и раньше срока. Теперь — только лучшее выбрать и утвердить.
Как же ладно на молодцах форма сидит! Все они из особой роты. Сегодня в Коммунарке одно только отделение из четвертого взвода. Роту эту Железный Генрих сам формировал. Каждого лично выбирал из тысяч кандидатов. Она вообще-то и не рота даже. Это только так называется — рота. Если же присмотреться… В каждом отделении — 15 бойцов с винтовками, гранатами, револьверами и ручным пулеметом ДП. Во взводе — пять отделений, да командир с заместителем, да пара снайперов. В роте — четыре взвода, да управление, администрация, радисты, санчасть, тылы, пулеметная команда, автотранспортное отделение… Все в роте рослые, все плечистые, все спортсмены. Дисциплина зверская, подготовка — жестокая: стрельба из всех видов оружия, рукопашный бой, метание гранат на дальность и точность, штурмовая полоса, марши с полной выкладкой чуть ли не сутками, вождение машин и мотоциклов, подрывное дело и еще много всего. Главное — готовность к подвигу. Бегают, прыгают, ползают эти ребята только под настоящим пулеметным огнем, между настоящими разрывами гранат, бьются в запертой камере с настоящими уголовниками — и не на жизнь, а насмерть. Буланов Павел Петрович идею подкинул: почему бы витязей наших на исполнениях приговоров не использовать, почему бы приговоренных к смерти не забивать ногами, палками резиновыми, прутьями железными, вырабатывая у бойцов особой роты здоровую злость и ярость. Доложили Павлу Петровичу: в Лефортовском следственном изоляторе подручный исполнителя ударом кастета в переносицу убил врага народа Смирнова, приговоренного по первой категории. Буланов эту новость тут же Генриху донес.
Поинтересовался Железный Генрих: кто этот подручный?
Ответил Буланов: да это же Змееед! Вот бы опыт его в воспитательных целях использовать для ребят наших!
Согласился Генрих: опыт распространить! Приговоренных по первой категории использовать в качестве учебного материала для развития и укрепления боевого духа особой роты.
А Змеееда наградить и возвысить.
6
На прогулочном пароходе профсоюза Главспецремстроя — производственное совещание. Два дня и две ночи разбирали бумаги, на счетах костяшками стучали, в тетрадках цифры писали и зачеркивали, прибавляли, отнимали, множили, делили, снова писали, снова черкали, считали и пересчитывали. Одна только Люська от этого дела увернуться пыталась: мол, малограмотная. Села в уголке, достала карт колоду, тасует, тасует, а потом — р-р-раз, и не глядя выдернет из колоды один за другим четыре туза. Захочет даму пиковую достать — достанет. Только скажи ей, какая карта нужна, она ее тут же на стол метнет. Талантливая девочка. Только не поверил Дракон, что малограмотная. В каком году из колхоза сбежала? В 33-м? Значит, четыре класса есть. Ну-ка, садись рядом, вот бумаг тебе пачка — разберешься, доложишь!
Так все вместе и разбирались. Одни и те же бумаги через каждого прошли: сначала ты посмотри, может, заметишь что, потом я хозяйским взглядом оценю, потом Сей Сеичу передам, у него глаз острый, может, что приметит. Долго работали, до зеленых чертиков в глазах, до того, что столбики цифр в бумагах поплыли.
И к чему же пришли?
Пришли к тому, что все тут правильно. По каждому колымскому прииску, по каждой шахте золотоносной, по каждому участку добычи все сходится без обмана и плутовства.
Ясно, что много золота разворовывается. Но это по мелочам. Говорит, допустим, отощавший враг вертухаю: ты мне хлебца буханку, да чтоб настоящего, без опилок, а я тебе — горсть песчинок золотых. А за кусок сала — самородок. Кто устоит?
С этим бороться трудно. И даже невозможно. Дураку понятно: половина колымского золота крупицами и тонкими ручейками налево уходит. Оно и ничего. Иначе все враги там давно бы с голоду передохли до прихода новых этапов, и вся добыча заглохла бы, замерла. Но как украсть много золота? На каждом рабочем участке контроль многослойный. Стукачи среди зэков, стукачи среди вольных, стукачи среди вертухаев и администрации. Стукачи везде. Стукачи докладывают куму. Стукачи докладывают на кума вышестоящему куму. Стукачи еще более достойного кума докладывают на стукачей нижестоящего. А стукачи нижестоящего — на вышестоящего. Сам начальник Дальстроя товарищ Берзин и все его замы стукачами обложены. Вся их обслуга — адъютанты, телохранители, водители, личные пилоты и повара, парикмахеры и банщики, массажисты и шифровальщики, учителя и гувернантки их детей — завербованы какими-то контрольными органами и усердно стучат. Упорства стукачам не занимать. Упорства у них — как у дятлов сибирских. Стук над тайгой. Стук перекрестный, стук несмолкаемый и всепобеждающий.
И все начальники знают: они под прицелом. Точно как те хохочущие делегаты Съезда победителей под сталинским прищуром сквозь снайперскую оптику.
— Как же в этой ситуации украсть ну хотя бы одну тонну золота? По мелочам — пожалуйста. Но если крупной партией, то об этом узнают сразу в разных ведомствах и на разных уровнях.
— Может, Дракон, не воруют там крупными партиями? Вот и по документам все сходится. Нет тут нестыковок. Отчет по каждому участку добычи. Все, что на участке однажды учтено, затем проходит по всем сводкам. Все до грамма. Никаких расхождений.
— Дракон, можно словечко?
