Представляю себя лично, задающего этот вопрос моему комбату… Да меня бы за такой вопрос вмиг простынями повязали и под вой сирен доставили в соответствующее учреждение. А в 1941 году старший лейтенант-разведчик задает вопрос капитану, а тот бурно не реагирует: правильный вопрос, но пока еще время не наступило. Скоро наступит.
В разведывательных подразделениях и частях дураков не держат. Старший лейтенант описан деловым, энергичным, инициативным. Сам автор тоже хороший командир, от капитана дошел до генерал-майора, стал Героем Советского Союза. В данном случае старший лейтенант получил отрицательный ответ, но вопрос он задавал с четким пониманием того, что положительное или отрицательное решение о посылке вооруженной группы на сопредельную территорию зависит уже не от товарища Сталина и не от товарища Молотова, не от Жукова и не от начальника ГРУ генерал-лейтенанта Голикова, а от капитана, который стоит там, где полагалось бы стоять пограничным постам.
В данном случае капитан не разрешил выслать разведку на территорию противника, но известны сотни случаев, когда другие советские капитаны и майоры разрешили. Мы привыкли возмущаться тем, что германские разведывательные самолеты кружились над советской территорией, что германские разведывательные группы рыскали по нашей земле. При этом мы как-то забываем о наших самолетах, которые летали в германском небе, о наших разведгруппах, которые рыскали по германской земле.
Читая эти строки, вспоминаю книгу Б.М. Шапошникова «Мозг армии». За много лет до 1941 года Шапошников предупреждал, что «перевод армии на военное положение создает известный подъем ее военной доблести, повышает моральный уровень армии». Шапошников предупреждал, что армия, которую перевели на военное положение и придвинули к границам, испытывает нервное напряжение, сдержать ее порыв невозможно. Шапошников предупреждал, что армию нельзя долго держать у границ, ее надо пускать в дело.
Сталин внимательно читал книгу Шапошникова, знал ее и цитировал. Сталин покровительствовал Шапошникову. 1940 год — это возвышение Шапошникова, в мае ему присвоено звание Маршала Советского Союза. Официально он — заместитель Наркома обороны, на практике главный военный советник Сталина. К середине июня 1941 года советские армии вторжения придвинуты к границам. Высшее советское военное руководство знает, что и командиры, и солдаты уже рвутся в бой, что их наступательный порыв не сдержать. Но его уже и не сдерживают до всесокрушающей войны остается всего две недели… Красную Армию от противника не разделяет даже тонкая цепочка пограничников НКВД. А ведь ни Жуков, ни Тимошенко, ни Шапошников не обладали такой властью, чтобы приказывать пограничникам уйти с границы. Пограничники — не их ведомство. Пограничники — бериевцы. А Берия не обладал такой властью, чтобы приказать армейским дивизиям сменить его людей на границе. Приказать Наркому внутренних дел отвести пограничников от границы и приказать Наркому обороны подвести армейские дивизии к границам мог только один человек — Председатель Совнаркома товарищ Сталин.
Сталин отдал приказы чекистам отойти в тыл, а частям Красной Армии выйти на границы. Сталин знал, что после этого надо будет спустить Красную Армию с цепи… Иначе она сама сорвется.
А потом случилось то, чего никто не ждал. Германская армия нанесла удар.
Рассмотрим последствия удара на примере 164-й стрелковой дивизии, в которой служил капитан Свиридов. В этом районе две реки: пограничный Прут и параллельно ему на советской территории — Днестр. Если бы дивизия готовилась к обороне, то в междуречье лезть не следовало, а следовало вырыть окопы и траншеи на восточном берегу Днестра, используя обе реки как водные преграды. Мосты следовало подготовить к взрывам. В междуречье не держать ни складов, ни госпиталей, ни штабов, ни крупных войсковых частей, а лишь небольшие отряды и группы подрывников и снайперов.
Но 164-я дивизия (как и все остальные дивизии) готовилась к наступлению и потому Днестр перешла, перетащила за собой в приграничные леса сотни тонн боеприпасов, топлива и продовольствия, штабы, госпитали, узлы связи и остановилась у последнего рубежа — пограничной реки. В дивизии 15 тысяч солдат. Много пушек. Много снарядов. Много машин. Рядом — другие дивизии. И все в междуречье: позади — Днестр, впереди — пограничный Прут.
Нанесли немцы удар, мост на пограничной реке захватили; он не был заминирован, и начали переправлять свои части. А мосты позади советских дивизий — разбомбили. Севернее этого участка прорвалась германская 1-я танковая группа и огромным крюком охватывает советский фронт, отсекая советские войска от тылов.
И советские дивизии оказались в западне. Массы людей и оружия (тут же и 96-я горнострелковая дивизия — 13 тысяч солдат). Но оборону никто не готовил, траншей и окопов не рыл. Отойти нельзя — позади Днестр без мостов. И начинается разгром. Кое-кто вырвался из мышеловки по наплавным мостам, но попробуйте по одному мосту под бомбежкой вывезти сотню тысяч солдат и пару тысяч тонн боеприпасов…
Вернемся к рассказу Свиридова. Он смотрит на пограничный мост через реку Прут, по которому нескончаемым потоком переправляются германские войска: «Мост! Мы сохраняли его для наступления, а теперь никак не можем подорвать…». «Дело в том, что вся моя военная учеба проходила, в основном, под девизом: только наступать! Отход считался позором, и этому нас не учили. Теперь, когда довелось отступать, опыта-то никакого и не было. Пришлось постигать эту премудрость под жестокими ударами врага».
В этом примере раскрыты причины поражения: готовность к оборонительной войне и готовность к наступательной — разные вещи; 164-я дивизия готовилась к наступлению, оттого так все и получилось…
После выхода «Ледокола» выступили именитые историки и заявили, что моя версия не нова, это просто повторение того, что говорили фашисты. Своего читателя призываю в свидетели: разве я увлекаюсь цитированием фашистов? Мои книги пропитаны цитатами из Маркса, Энгельса, Ленину, Троцкого, Сталина, Фрунзе, Хрущева, Брежнева, Шапошникова, Жукова, Рокоссовского, Конева, Василевского, Еременко, Бирюзова, Москаленко, Мерецкова, Кузнецова и многих с ними. Кто же из них фашист? Маркс — фашист? Или Ленин? Или, может, Троцкий? Эта глава почти целиком на цитатах из книги генерал-майора А.А. Свиридова, Героя Советского Союза. А могла бы быть на цитатах из Калядина, Куприянова, Шепелева и кого угодно.
Если версия фашистская, то следует упрекать не меня, а советских маршалов и генералов, я только повторяю их слова. Мне плохо понятна ярость моих критиков. Отчего на меня ополчились? Почему вы молчали, когда выходили книги Жукова и Рокоссовского, Баграмяна, Еременко и того же Свиридова. На их головы следовало обрушить ваш благородный гнев. А я лишь скромный собиратель цитат…
А некоторые историки заявили, что спорить с моей версией невозможно, но и верить мне пока нельзя, потому что совершенно секретных документов о подготовке советской агрессии не найдено.
Товарищи историки, совершенно секретные документы найдут. Обязательно найдут. Если захотят.
Но захотят ли? Представим себя на месте знаменитого профессора, который получил за свою работу всемирное признание, ученые степени и звания, премии, дачи, ордена, который написал десятки книг и сотни статей о том, что Сталин — невинная жертва. Если будет найден и опубликован всего один документ, всего один лист, то весь мир узнает, что выдающийся ученый, мягко говоря, ошибался, что премии и ордена не заслужены им, что жизнь свою и талант он загубил в услужении коммунистам. Вот и прикинем, желает ли наш ученый муж такую бумажку найти и себя самого разоблачить? И коллеги его многочисленные в том же положении: один листок может сокрушить все их теории, труды и старания. Дрожат ли они трепетной страстью тот листок найти в архивной пыли и опубликовать?
