Еще несколько бутылок я произвел из черной, зеленой и
коричневой краски, но чудо-состав так и не был испытан — в соседний двор
приехали два грузовика и небольшой кран, и мой корабль отправился вместо
космоса в неизвестном направлении вместе с другими ваннами. В тот же вечер
бабушка обнаружила под буфетом мой химический арсенал.
— Сволочь, — приговаривала она, — извлекая на
свет бутылки, на каждой из которых были наклеены этикетки с черепом и костями и
надписями «Взрывч», «Опасно», «Не кантавать». — Я тебе твои смеси залью в
уши, в нос и в горло. Довзрываешься когда-нибудь, уголовник. Увезут без глаз на
«скорой» — повеселишься.
Бутылки бабушка вынесла на кухню по одной, держа их на
вытянутой руке и прикрывая другой рукой глаза от случайного взрыва. Это был
первый и единственный случай, когда она по-настоящему верила в то, что я
сделал.
Сбылась мечта идиотика
После краха моего космического проекта я еще некоторое время
увлекался астрономией, поражая лифтерш во дворе названиями звезд Антарес и Бетельгейзе
и пытаясь собрать из старых бабушкиных очков телескоп. Но стекла, вставленные в
скрученную из картона трубку, не позволили мне разглядеть на Луне Море
Спокойствия, а восторженные лифтерши после пяти минут общения с бабушкой стали
называть меня сраным Галилеем и потеряли к звездам всяческий интерес. Нужно
было искать другой жизненный путь, и я снова обратился к любимым томам детской
энциклопедии. Будь у меня под рукой все десять книг, я бы мог стать историком,
физиком или биологом, но два тома ограничивали мой выбор звездным небом,
земными недрами и машиностроением, поэтому, отбросив навсегда мир небесных тел,
я решил стать геологом и построить вездеход для дальних путешествий. Снова
закипела работа над чертежами.
Проект гусеничного электровездехода, в кузове которого был
жилой дом с кроватью и раковиной, я осуществлял половину лета. Мы с Борькой
устроили во дворе за гаражами тайник и притащили туда из МАДИ множество разных
деталей. По мере того как возвышалась их груда, росла наша уверенность в будущем
вездехода и крепла наша дружба. В МАДИ мы лазали теперь не просто так, а чтобы
набрать деталей и приблизиться к цели; по телефону болтали не о ерунде, а о
том, что приключится с нами в пути, когда мы поедем к тянь-шаньским ущельям
добывать драгоценные камни.
Мы тащили из МАДИ гигантские болты, обода от мотоциклетных
колес, разбитые аккумуляторы, бублики старых воздушных фильтров, спидометры,
шестеренки, и нам казалось, что чем больше мы притащим, тем реальнее станет наш
вездеход. Он словно соберется сам собой, когда количество принесенных деталей
превысит некую массу. Когда до этой массы оставалось совсем немного, Борька
меня предал.
— Знаешь, все это фигня, — сказал он, пиная ногой
мотоциклетные обода. — Я рассказал про все маме, чтобы она меня с тобой
отпустила в Тянь-Шань. Она сказала, что настоящий вездеход мы сейчас не
построим. Только действующую модель, если пойдем в кружок юных техников. Я во
Дворец пионеров записался на «Белорусской». Пойдешь?
Такого коварства я от Борьки не ждал! Бросить меня, когда до
исполнения мечты оставалось собрать сотню-другую железок?! Мы вдребезги
разругались, и я заявил, что построю настоящий вездеход назло ему, его маме и
своей бабушке. А еще построю действующую модель, которую у всех троих разломаю
на голове. Борька обиделся и перестал со мной разговаривать. Через несколько
дней мы помирились, но проект вездехода был забыт навсегда. После истории с
цементом лазать в МАДИ без Борьки я очень боялся.
Забросив идею вездехода, я не оставил увлечения геологией.
Да и как было его оставлять, когда других томов энциклопедии у меня все равно
не было? Я полистал страницы и нашел таблички, с помощью которых по блеску,
твердости, излому и другим свойствам можно было определить, какой камень попал
в руки.
«А почему не узнать, что за минералы валяются у нас во
дворе?» — подумал я. Набрав в песочнице два десятка разных камней, я принес их
домой и стал определять по таблице. Твердость, излом и цвет первого минерала
указывали, что передо мной нефелин. Сомнение вызывало лишь то, что камень не
имел присущего нефелину жирного блеска. Но название мне нравилось, и
недостающий блеск я придал камешку с помощью сливочного масла. Потом я
смастерил подставку, обклеив спичечный коробок белой бумагой, и сделал
аккуратную этикетку. В графе «Предполагаемое название» было красиво написано
«Нефелин», а в графе «Место взятия образца» еще красивее выведено «г. Москва,
песочница во дворе у забора». С этой этикеткой на белой прямоугольной
подставочке мой нефелин смотрелся настоящим геологическим экспонатом. Я
полюбовался на него и принялся определять другие камни.
Вторым номером в моей коллекции оказался гранат. Я не мог
поверить, что в дворовой песочнице запросто лежат такие дорогие самоцветы, но
снова и снова, подставляя свойства маленького красного камешка в таблицу,
убеждался, что передо мной именно гранат и ничто иное. Потом я обнаружил среди
набранных камней горный хрусталь, пиролюзит, базальт, киноварь, карналлит,
самородную серу и торф, который после более детального рассмотрения был с
уверенностью переименован мной в асбест. Остальные камни оказались никчемными
кусками безродных булыжников, которые я без сожаления выбросил. Остаток дня я
мастерил новые подставки, и к вечеру моя небольшая коллекция выстроилась на
книжной полке, сверкая гранями образцов и ослепляя белизной этикеток.
Единственное, что не нравилось мне в ней, так это однообразие графы «Место
взятия образца». На каждой этикетке значилось «г. Москва, песочница во дворе у
забора». Я стал думать, как разнообразить это, снова полистал страницы энциклопедии
и увидел картинку «Как правильно прикреплять геологический молоток к поясу».
Меня тут же осенило. Вырезав из клеенчатой обложки учебника специальную лямку,
как было показано на рисунке, я прикрепил с ее помощью к поясу обычный дедушкин
молоток и бросился во двор, точно зная, где мне теперь добывать образцы
минералов и как. Борькина мама увидела меня около лифта и в тот вечер не
выпустила Борьку на улицу. Наверное, вспомнила нашу недавнюю ссору, увидела у
меня в глазах блеск, на поясе молоток и решила не рисковать.
Выскочив во двор, я отцепил молоток и принялся яростно
колотить им по тротуарному бордюру. Как я ожидал, под верхним гладким слоем
обнаружилось много вкрапленных в серый монолит цветных камешков. Минералы! Я
стал обивать их молотком и складывать в большой пакет. Из двух метров
разбитого бордюра я добыл андрадит, маггемит, торианит и галотрихит, который
непонятно чем отличался от галлуазита. Хотя названия новых камней звучали как
названия каких-то ужасных болезней, я радостно добавил их в коллекцию и таким
образом довел количество экспонатов до двенадцати.
«Как же красиво получилось, — думал я, вырезая из
бумаги последнюю этикетку для гуллуазита-галотрихита. — Увидит кто-нибудь
такую коллекцию, сразу поймет, что перед ним серьезный знающий коллекционер,
геолог».
