К несчастью, даже луны в ту ночь не было на небе. Крики становились все тише, а вскоре и совсем прекратились. И через некоторое время я поняла, что заблудилась. Теперь мы со Степаном, держась за руки, шли почти наощупь. Несмотря на это мне не удалось избежать падения, и я сильно ушибла локоть. Кроме того, мы постоянно натыкались на какие-то колючие изгороди, и можно было себе представить, в каком состоянии был подол моего платья.
— Вернемся, барыня, — предложил Степан. И я бы ничего не имела против, но отыскать место нашего ночлега было уже не менее сложно, чем любое другое.
Не могу сказать, сколько времени мы блуждали таким образом. Я еще раз упала и, судя по страшной боли, умудрилась вывихнуть ногу. Теперь я могла передвигаться только повиснув на плече у Степана. Меня хватило на несколько сотен шагов, после чего я отказалась идти дальше и расплакалась. Боль стала невыносимой. Степан в темноте шептал мне какие-то слова, пытаясь успокоить и ободрить, и это было очень трогательно.
Во всем я винила себя, потому что, если бы не я, Степан с его удивительной ориентацией никогда бы не попал в такое положение.
— Степан, — сквозь слезы попросила я, — оставь меня здесь и попробуй дойти до дома.
— Да как же я вас здесь оставлю… — попытался было возразить мне мой верный кучер.
— Ну не сидеть же здесь до утра, — как можно спокойнее и убедительнее постаралась сказать я. — А потом ты вернешься за мной с фонарем.
Так мы и сделали.
Степан на удивление быстро вернулся, правда без фонаря. Потому что оказалось, что мы все время бродили по кругу и в результате ушли не так далеко, как мне казалось. До дома оставалось пройти каких-нибудь несколько сот метров.
Поняв это, Степан, не заходя в дом, вернулся ко мне и донес на руках до кровати. Я напоминала себе девочку из сказки, которую медведь несет к себе в берлогу, и всю дорогу говорила ему об этом. Со своими громадными руками и густой бородой, он действительно был похож на сильного добродушного зверя.
В одном из альбомов Екатерины Алексеевны я нашел рисунок, который, судя по всему, создан ею по воспоминаниям именно этой ночи. Он мне показался настолько забавным, что я не сумел отказать себе в удовольствии поместить его на страницах этой книги.
У дома нас дожидалась Анфиса — та самая женщина, что открыла нам дом несколько часов назад.
— Мария повесилась, — сурово сказала она. — Что прикажете делать?
Я приказала Степану опустить меня на землю и тут же потеряла сознание от боли.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Пришла в себя я уже в постели. Нога моя в месте вывиха была крепко-накрепко перетянута жгутом, рядом со мной сидел расстроенный Степан, а Анфиса гремела посудой и раздувала самовар.
— Ну вот и пришла в себя наша барыня, — неожиданно ласковым голосом произнесла она, заметив, что я открыла глаза.
— Пить, — попросила я, с трудом шевеля пересохшими губами.
Нога, как это ни странно, почти не болела, и после двух стаканов горячего чая с какими-то травами я почувствовала себя почти здоровой.
Поняв это, Степан смущенно сказал:
— Ну что же, тогда я к лошадям…
— Спасибо тебе, — сказала я ему вслед, но, по-моему, он меня уже не слышал.
Я осталась наедине с Анфисой.
— Это ты меня перевязала? — спросила я, не зная, с чего начать разговор.
— Я, — ответила она сдержанно, но уже без былой неприязни.
— Спасибо. А теперь расскажи мне, пожалуйста, что произошло. Кто это — Мария?
Несмотря на обморок, я запомнила ее слова и теперь хотела узнать подробности.
— Молодая баба, — не сразу ответила Анфиса. — Ее муж вчера побил. Да так сильно в этот раз, что, думала, Богу душу отдаст. Я пришла проведать ее, а она висит…
Как я узнала позже, Анфиса в деревне была кем-то вроде знахарки или колдуньи. Во всяком случае, именно она обычно принимала здесь роды, лечила лишаи и поносы. В основном травами, целебную силу которых я уже почувствовала на себе. Именно поэтому она приходила к Марии днем и решила проведать ночью.
— Ты сказала «на этот раз»… Муж часто бил ее?
— Не сказать, чтобы часто, но бывало.
— За что же?
Анфиса так долго не отвечала на этот вопрос, что я уже и не чаяла дождаться ответа, но наконец произнесла тихим голосом:
— Мало ли, за что мужик бабу бьет… Это не мое дело. Значит было, за что.
— А где она теперь?
— Да где ж ей быть? Там и лежит.
— В избе?
— А где же еще…
— А муж? Он что, не видел, как она… наложила на себя руки?
— А он еще не проспался. Пытались ему объяснить, да куда там… Только мычит.
— А как ты думаешь, почему она сделала это? — без особой надежды на ответ спросила я, но он прозвучал быстро и совершенно неожиданно:
— Видно, совесть замучила.
— Совесть? Ты сказала совесть? Что же у нее были за грехи?
— Не мое это дело, барыня. Да и мало ли что люди говорят, не всему можно верить.
— А что же говорят люди?
— А вот вы у людей и спросите, — сверкнула она глазами и быстро отвела взгляд. — Ваш батюшка-покойник тоже этим интересовался.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда сообразила, то хотела сразу же объяснить ей ошибку, но передумала.
Анфиса принимала меня за дочь Синицына. Именно поэтому она вечером открыла мне дом и разрешила там ночевать.
У меня подобная мысль промелькнула еще вчера, но я прогнала ее, сочтя совершенно невероятной.
«Ну конечно же, — подумала я, — иначе с какой стати ей оповещать меня о смерти Марии, и об имени она меня не спрашивает… А вот я-то имени дочери Синицина и не знаю».
Поймите меня правильно — я ни сном ни духом не собиралась никого вводить в заблуждение, просто обстоятельства сами сложились таким образом. Вышло одно из тех недоразумений, которые так любят авторы комедий для театра, а я всего лишь воспользовалась этим и только благодаря стечению обстоятельств некоторое время прожила под видом дочери и наследницы Синицына. Но опять я забегаю вперед, а в то утро я еще была полна сомнений и не знала, каким образом воспользоваться ошибкой Анфисы.
— Вы с мужиками-то будете встречаться? — спросила Анфиса, после того, как сходила за молоком и медом, добавила туда несколько капель коньяку и заставила меня выпить. — А то они интересуются.
— И что ты им ответила?
— Сказала, что пока вам не до этого, но обещала спросить.
— Вот и правильно, — как можно ласковее ответила я Анфисе, потому что за время ее отсутствия все обдумала и решила попытаться найти с ней общий язык. Я еще не знала тогда о ее колдовских способностях, но уже поняла, что она женщина неглупая и пользуется уважением среди крестьян. — Немного оклемаюсь, а там видно будет. А кто у вас староста?
