Я постаралась как можно натуральнее изобразить ужас на своем лице и даже попытку бегства при встрече с двумя бородатыми мужиками с топорами в руках.
— Эй, хромоножка, ты куда поскакала? — смеясь, крикнул один из них.
— Ату ее, кикимору, — в тон ему гикнул другой и пробежал несколько десятков шагов в моем направлении.
Судя по всему, они искали развлечений, и хромая девушка в лесу как нельзя лучше подходила для этих целей.
Я решила им подыграть и довольно натурально упала и закрыла лицо руками. Жест вполне естественный для робкой крестьянки в подобной ситуации.
Разумеется, изображая ужас, я только провоцировала их на озорство и демонстрацию своей силы и власти. Но меня совершенно не устроило бы, если бы они отпустили меня, пожелав счастливого пути. А поначалу они, кажется, именно это и собирались сделать. Во всяком случае, интерес ко мне у них появился лишь тогда, когда они подошли ко мне вплотную и заставили оторвать руки от лица.
— А она хорошенькая, — игриво заметил более молодой из них и сделал попытку погладить меня по голове.
— Не обижайте меня, — испуганно попросила я.
— Да ты и так Богом обиженная, — миролюбиво заверил меня второй, намекая на мою хромоту.
— Я ногу подвернула и идти не могу, — пожаловалась я и убила таким образом двух зайцев. Объяснила причину хромоты и сообщила, что не обладала врожденным уродством.
— Ну-ка, дай посмотрю, — с видом знатока предложил «добряк».
Я стыдливо прикрыла ноги юбкой и отползла в сторону, уронив при этом лукошко и рассыпав грибы.
— А ты откуда будешь-то? — явно заинтересовался его молодой товарищ.
— Из Лисицына я. Иду мимо, смотрю — грыбы…
— Грыбы-ы, — передразнил меня парень. — А ты знаешь, что тебе за эти грыбы положено?
— Так я же чуток… Самую малость…
— Да брось ты, Митя, пущай себе хромает, — заступился за меня старший. Он явно был настроен миролюбиво.
Но молодого его слова только раззадорили:
— Это как же — оставь. Если каждая девка начнет в нашем лесу грибы собирать — так это что будет? Ну-ка пойдем со мной.
Последние его слова были обращены ко мне, но по его лицу я видела, что он еще не решил, как со мной поступить, и пока только пугает. Но сделала вид, что переполошилась насмерть.
— Да возьмите вы эти грыбы, чтобы им пусто было. Вот ведь нечистый меня попутал…
— Нечистый, говоришь? — усмехнулся парень. — А может, ты ведьма?
— Брось, Митя, не балуй, — снова попытался защитить меня второй.
— Это что значит — не балуй… — не унимался молодой. — А вот барин-то узнает, что мы ее отпустили, так он тебе покажет «не балуй».
Я прислушивалась к каждому их слову, потому что в этот момент решалась моя судьба. И от того, кто победит в этом споре, зависело, попаду ли я сегодня к Орловскому, или мой план потерпит фиаско.
Молодой мужик оказался более настырным и все-таки настоял на своем. Он припугнул своего товарища, что доложит барину про его доброту, и тот порядком струхнул:
— Да я-то что? Разве против закону? — оправдывался он. — Просто связываться неохота.
— Неохота ему… — удовлетворенно проворчал парень, добившись своего. — А от барина нам за это благодарность будет. Или не понимаешь?
И по тому, как он игриво подмигнул, кивнув в мою сторону головой, мне стало не по себе. Я только теперь по-настоящему поняла, что моя игра может оказаться небезопасной. Одному Богу известно, что за нравы царили в поместье Орловского и каким образом он «благодарит» своих мужиков. Но отступать было уже поздно.
Мои конвоиры с самым серьезным видом взяли меня под белы ручки и чуть не волоком потащили за собой. Некоторое время я уговаривала их отпустить меня с миром, но решение ими было принято окончательно и бесповоротно, и, убедившись в этом, я замолчала.
Мой план сработал. Но особой радости по этому поводу я уже не испытывала. Тем более что, вопреки моим ожиданиям, тащили они меня не из леса, а в прямо противоположную сторону.
Шли мы очень долго, лес становился все темнее, и в какой-то момент я заподозрила их в невесть каких намерениях и уже прикидывала, смогу ли при необходимости противостоять без оружия двум здоровым выносливым мужикам.
Но не успела прийти к окончательному выводу, поскольку через некоторое время увидела какое-то строение в глубине леса. На первый взгляд оно напоминало крепость, острог или что-то в этом роде. Недаром Орловский называл его своим Лесным Замком. Но об этом я узнала значительно позже.
Хозяина в данный момент на месте не было, это я поняла сразу. Меня втолкнули в маленькую полутемную комнату с лавкой у стены.
— Вот ужо пусть с тобой барин разбирается, как приедет, — произнес один из моих конвоиров, запирая дверь на засов.
«Вот приедет барин. Барин нас рассудит…» — не совсем к месту вспомнились мне строчки известного стихотворения.
Такого поворота событий я совершенно не ожидала и не была к нему готова. Я оказалась настоящей пленницей — меня заперли в темнице. Для полноты ощущений не хватало только кандалов на руках, кувшина с водой и черствой корки хлеба в качестве угощения.
Несмотря на недостаточное освещение, я сумела разглядеть свою темницу, и по некоторым признакам поняла, что это самая настоящая тюрьма.
Крохотное оконце под самым потолком, земляной пол и весьма неприятный запах не оставляли сомнений в том, что я недооценивала грозящей мне опасности. Здесь в лесной глуши Орловский мог сделать со мной все, что придет в его грешную голову, и ни один человек никогда об этом не узнает, если сам Орловский того не пожелает.
«Во всяком случае, пока никто не мешает мне спокойно обдумать свое положение», — попыталась я отнестись к происходящему с иронией, но, честно говоря, получилось у меня это не очень убедительно. Поскольку именно в процессе обдумывания я пришла к окончательному выводу, что, приехав сюда, поступила, мягко говоря, не слишком благоразумно.
Степан, в соответствии с моим приказом, в течение нескольких дней будет послушно приезжать на условленное место, не поднимая тревоги. Я была настолько легкомысленна, что даже не ограничила этот срок конкретной датой.
«А если даже потеряет терпение и заподозрит неладное, — с унынием подумала я, — то и в этом случае положение мое не намного улучшится».
Весь ужас состоял в том, что ни Степан, ни кто бы то ни было даже не предполагали, что мне может грозить какая-то опасность. Степан даже не подозревал, куда я отправилась, да и с какой стати я стала бы посвящать его в свои планы? А при мысли, что, кроме него, никто на много верст вокруг не знает моего настоящего имени, мне стало совсем не по себе.
Для синицынских крестьян я была Натальей Павловной, других знакомых у меня в этих краях не было.
